Стамбул. Город воспоминаний

Памук Орхан

В 1960-е годы, когда «Энциклопедия Стамбула» еще продолжала выходить том за томом, любопытные и терпеливые читатели воспринимали ее уже скорее не как научный труд, сводящий в единое целое все сведения о Стамбуле, а как подобие журнала, печатающего интересные, занимательные, странные и экзотические истории о городе, перемежающиеся рассказами о некоторых событиях повседневной жизни. Помню, в те годы в некоторых стамбульских домах я видел тома энциклопедии на тех же полках, где хранились еженедельные журналы. Однако Кочу пользовался значительно меньшей известностью, чем журналисты, печатавшиеся в них. Да и невозможно представить себе, чтобы в Стамбуле 60-х годов XX века получили признание выраженные в энциклопедии пристрастия, желания и горести этого одинокого жителя современного города. В подготовке первого издания и первых томов второго издания принимали участие многие университетские профессора и писатели, питавшие такую же, как и Кочу, любовь к Стамбулу, то поколение писателей, которое, видя разрушение и исчезновение старого Стамбула под натиском европеизации и пожаров, хотело как-то этому противостоять. Благодаря их усилиям первые тома были написаны «научно» и «серьезно». Но чем дальше, тем меньше авторов участвовало в подготовке энциклопедии, вследствие чего Кочу получил возможность уделять больше места тому, что волновало и интересовало в первую очередь его самого — и вот именно эти последние тома нравятся мне

больше всего. Перелистывая их, я словно отправляюсь на воображаемую прогулку по настоящему и прошлому города.

Порой я сам ощущаю ту обращенную в прошлое любовь и печаль, которые стояли за этим грандиозным предприятием, превратившимся для Решата Экрема Кочу в дело всей его жизни, и гадаю, не лежат ли их истоки не столько в падении Османской империи и упадке Стамбула, сколько в неких темных моментах его детства, проведенного в ялы и деревянных особняках. Нашего энциклопедиста можно уподобить человеку, который вследствие крушения надежд отказался от любви и общения с людьми и, повинуясь внутреннему чувству, начал что-либо собирать и копить, превратившись таким образом в истинного коллекционера. Однако в отличие от классических коллекционеров, привязанных к материальным объектам, Кочу собирал не вещи, а самого разного рода любопытные и странные факты из истории Стамбула. Когда западный коллекционер приступает к созданию своей коллекции, он действует, повинуясь велению сердца и совершенно не задумываясь о том, какое будущее ее ждет, попадет ли она в музей или нет; так и Кочу начинал собирать материалы, подробности и воспоминания различных людей, связанные с историей города, не потому, что планировал в будущем издавать энциклопедию, а просто потому, что это было ему интересно.

Когда же он понял, что его коллекция может достигнуть необъятных размеров, он, словно коллекционер, обдумывающий создание музея, пришел к очень плодотворной идее: создать на основе всех этих занимательных сведений энциклопедию Стамбула. С этого момента, думается мне, в его отношении к своей коллекции появился некоторый «вещистский» оттенок. Профессор Семави Эйидже, специалист по истории византийского и османского искусства, познакомившийся с Кочу еще в 1944 году и немало писавший для его энциклопедии, в статьях, посвященных покойному другу, вспоминает о его огромной библиотеке, о бумажных конвертах с «материалами», которые Кочу годами перевозил с квартиры на квартиру, о газетных вырезках и коллекции фотографий и рисунков, о тетрадях и папках (ныне потерянных), заполненных выписками, сделанными за долгие годы терпеливого чтения стамбульских газет XIX века. В нашей с ним личной беседе профессор Эйидже рассказал мне и о собранной Кочу обширной коллекции странных и загадочных фактов, касающихся стамбульской преступности.

Когда Кочу в конце жизни с горечью осознал, что его энциклопедия так и не будет завершена, он однажды, в момент гнева и раздражения, сказал своему другу Эйидже, что когда-нибудь вынесет в сад и сожжет все свое собрание фактов, все материалы, связанные с историей Стамбула, всю коллекцию, на создание которой ушла целая жизнь. Эта история заставляет вспомнить один из романов Брюса Чатвина, [53] некоторое время работавшего в аукционной компании «Сотбис». Герой этого романа, Утц, в приступе ярости, свойственной только истинным коллекционерам, разбивает свою коллекцию фарфора. Кочу так и не поддался искушению, однако в этом уже и не было необходимости: издание энциклопедии сначала сильно замедлилось, а затем, в 1973 году, и вовсе остановилось. Двумя годами ранее Кочу поссорился со своим богатым партнером, критиковавшим его за то, что он, исходя из своих личных пристрастий, вставляет в энциклопедию длинные и ненужные статьи. После этого Кочу был вынужден покинуть офис на улице Бабыали, при этом всю свою коллекцию, черновики, газетные вырезки и фотографии он увез с собой, в свою квартиру вГёзтепе. Последние годы жизни он, как и любой истинный коллекционер, не имеющий возможности создать музей, провел в одиночестве в своей квартире, заваленной горами бумаг и фотографий. Деревянный особняк, построенный его отцом, был продан после смерти сестры Кочу, но он не покинул свой квартал. Единственным близким ему в последние годы жизни человеком был бездомный мальчик Мехмет, с которым он познакомился случайно, как некогда с теми уличными мальчишками, о которых писал в своей энциклопедии. Кочу взял Мехмета под свою опеку, усыновил и впоследствии сделал главой издательства.

53

Брюс Чатвин (1940–1989) — английский писатель.

Конечно, в свое время у него были и другие друзья - около сорока человек, на протяжении тридцати лет писавшие статьи для энциклопедии, не получая за это никакого гонорара, — историки, писатели, литературоведы. Среди этих объединенных любовью к Стамбулу людей были писатели старшего поколения, например, Сермет Мухтар Алус, писавший воспоминания и юмористические романы о жизни стамбульских кварталов и особняков XIX века, в которых рассказывал о характерных типажах того времени и о проделках пашей, и Осман Нури Эргин, автор очень подробной истории стамбульского муниципалитета и знаменитого путеводителя по городу, напечатанного в 1934 году, известный также тем, что преподнесенная им в дар городу библиотека стала основой Стамбульской муниципальной библиотеки. Эти старые писатели умерли еще в те годы, когда публиковались первые тома энциклопедии. Представители более младшего поколения мало-помалу отдалялись от Кочу, по словам Эйидже, «из-за его капризов», и поэтому в неизменно сопровождавших подготовку энциклопедии разговорах и последующих совместных походах в питейные заведения с течением времени стало принимать участие все меньше и меньше людей. Кочу была свойственна неуживчивость одинокого коллекционера, причины которой не составило бы труда найти психологу вроде Мелани Кляйн, [54] убедительно доказавшей, что проблемы людей, привязанных к вещам не меньше, а то и больше, чем к другим людям, имеют корни в их детстве.

54

Мелани Кляйн (1882 - 1960) - австрийский психоаналитик.

В 1950—70-е годы по вечерам авторы энциклопедии, как правило, собирались в офисе издательства, а затем, вдоволь наговорившись, все вместе шли в питейный дом в Сиркеджи. В круг этих знаменитых писателей своего времени не допускались женщины — они, словно средневековые поэты, жили в мире, центром которого был мужчина; они были последними наследниками средневековой литературы дивана, связанной с ней традиции разговора и особой османской мужской культуры. На каждой странице энциклопедии ощущается влияние этой культуры: ее стереотипного образа женщины, ее интереса к любви исключительно как к теме литературных произведений, свойственного ей опасливого и подозрительного взгляда на отношения между полами, ассоциирующиеся с понятиями греха, грязи, обмана, измены, падения, стыда и вины. За тридцать лет издания энциклопедии

женщины не приглашались к написанию статей (за немногими единичными исключениями). Одна из причин этого заключалась в том, что разработка тематики будущих статей и распределение тем между авторами происходили во время встреч в книжных лавках, в офисе издательства или во время следующих за ними посиделок в мужской компании. Позже ежевечерние разговоры в питейных заведениях стали настолько неотъемлемой частью процесса подготовки энциклопедии, что Кочу даже посвятил им особую статью. Перечисляя в ней писателей, оказавших влияние на литераторов его круга, он вспоминает и поэтов османских времен, проводивших все вечера в питейном доме. Затем (как и во многих других статьях, он не смог удержаться от того, чтобы под каким-нибудь предлогом не перевести разговор на описание красивых юношей) Кочу с удовольствием начинает рассказывать о мальчиках, подававших посетителям вино, о том, как они были одеты, как вежливо себя вели и как изящно двигались. После этого Кочу с большим уважением вспоминает писателя, по его мнению, больше всех других знавшего толк в подобных вечерних посиделках — уже известного нам Ахмета Расима.

Ахмет Расим любил Стамбул искренне, без всякого позерства и аффектации, умел после короткой прогулки по улицам удивительно живо воссоздавать картины уличной жизни, обладал способностью писать воспоминания так, что мы воспринимаем их не как историю личной жизни, а как рассказ о странных и занимательных событиях, оставшихся в прошлом всего города, и развил в себе привычку запоминать и раскладывать по полочкам непрестанно меняющиеся городские обычаи, нравы, традиции, моды и увлечения; благодаря этому он повлиял на Кочу не меньше, чем его любимый учитель Ахмет Рефик, на протяжении всей жизни энциклопедиста остававшийся для него образцом.

Рассказам о любовных похождениях в старом Стамбуле Ахмет Расим умел придать привкус интриги, злодейства, экзотики и романтики. Влияние этих рассказов заметно не только в большинстве статей энциклопедии, но и в «основанных на исторических документах» статьях, которые Кочу, как и Расим, сериями публиковал в газетах. (Самые яркие примеры — «Как в Стамбуле добивались любви» и «Питейные дома старого Стамбула и выступавшие в них танцовщики, переодетые женщинами».) В 1960-е годы, когда публиковалась энциклопедия, законы, защищающие авторские права, были в Турции весьма несовершенными, поэтому Кочу мог свободно позволить себе делать обильные заимствования из работ своего предшественника. Он вырезал или переписывал его статьи, складывал вырезки и выписки в сумки, папки и конверты, а потом, годы спустя, использовал без зазрения совести — возможно, потому, что считал их уже своей собственностью (простим ему это заблуждение, свойственное многим коллекционерам).

Сорок лет, разделяющие даты рождения Расима (1865) и Кочу (1905), вместили в себя множество произошедших в Стамбуле событий: появление первых газет, правление Абдул-Хамида, ознаменованное усиленной европеизацией и политическими репрессиями, открытие университетов, возникновение оппозиционного движения младотурок и их печатных изданий, преклонение перед западной литературой, первые турецкие романы, волны переселенцев и пожары. Но главное, что отличает друг от друга этих двух великих и странных писателей, — это их отношение к заимствованной у Запада философии литературного творчества. Ахмет Расим, в юности писавший романы и стихи в западном духе, очень рано потерпел в этом деле неудачу, после чего стал считать следование западным образцам пустым и неоправданным подражательством, столь же нелепым, как попытка торговать улитками в мусульманском квартале. Более того, он находил слишком западными и «чуждыми» идеи творческой оригинальности, бессмертной славы и преклонения перед людьми искусства; сам он придерживался более веселой и скромной, почти дервишеской философии: он просто зарабатывал на хлеб своими статьями, которые писал так, как ему хотелось, черпая вдохновение в бесконечном водовороте стамбульской жизни, не особенно себя утруждая и не заставляя себя страдать во имя «бессмертного искусства». Что же касается Кочу, то он никак не мог избавиться от идеи литературного «величия» и от «научного» западного представления о литературе как о системе жанров. Эти взгляды ему было нелегко примирить со своими любимыми темами, с пристальным интересом ко всему необычному и ненормальному, ко всему странному, прячущемуся в темных углах. Отчасти это объяснялось тем, что, живя в Стамбуле, он не был в достаточной мере знаком с теми произведениями западной литературы, в которых разрабатывались темы «романтического» существования на обочине жизни. Но даже если бы он и был знаком с этой маргинальной литературой, это бы ему не помогло. Та культура, внутри которой он существовал, культура, несшая на себе отпечаток османских времен, подразумевала, что писатель, преподаватель, издатель не должен прятаться в андеграунде, изучая, что творится в темных углах, а наоборот — должен быть в центре общественной жизни, вступать в диалог с другими деятелями культуры и с властью, поучать и направлять. Кочу, собственно, об этом и мечтал — сначала хотел стать университетским профессором, потом, когда его выгнали из университета, задумал создать грандиозную энциклопедию. Между университетом и энциклопедией есть определенное сходство, заключающееся в накоплении и классификации знаний и в некой власти, которую они благодаря этому приобретают; но Кочу они были нужны еще и для того, чтобы придать своему интересу к «странностям» ореол официальности и научности.

Между тем у писателей османских времен, чувствовавших ту же любовь к городу и к красивым юношам, что и Kочу, вовсе не было необходимости прибегать к подобной защите. Авторы поэм-шехренгизов (в XVII и XVIII веках это был очень распространенный жанр османской литературы), подобно Кочу, восхваляя красоты Стамбула, уделяли немало место и его прекрасным юношам, которых называли словом махбуп — «возлюбленный». Более того, они не прятали стыдливо строки, посвященные юношам, среди описаний величественных зданий и других достопримечательностей города. Напротив, эти писатели, у которых Кочу многое позаимствовал при составлении энциклопедии, приступая к полушутливому, полусерьезному восхвалению мужской красоты, прибегали к особой литературной форме: Кочу называл их «дервишескими стихами». Если мы перелистаем «Книгу путешествий» Эвлии Челеби [55] (даже в том сокращенном и отцензурированном варианте, который стал издаваться после создания Турецкой республики), то увидим, что даже этот самый «классический» представитель османской литературы, рассказывая о каком-нибудь городе — его домах, мечетях, климате, водоснабжении — и связанных с ним занимательных историях, неизменно упоминает и о красоте живущих в городе юношей, махбупов. Но в XX веке, когда модернизирующееся и европеизирующееся государство стало насаждать централизацию, единообразие, дисциплину и всеобщий контроль, стамбульские писатели потеряли возможность открыто выражать свои странные вкусы, навязчивые идеи и «сексуальные пристрастия, несовместимые с семейной моралью среднего класса». Осознавая это, Кочу и приступил к созданию энциклопедии.

55

Эвлия Челеби (1611–1682 или 1683) — турецкий путешественник, географ и писатель.