Станция Ангелов
Шрифт:
– Где твой отец?
– В Цитадели. Там, внутри, он вряд ли представляет себе, что происходит здесь. Ты знаешь, как это бывает.
Сэм знал. Внутри Цитадели пространство и время вели себя совсем не так, как им положено. Существовали способы ориентироваться в ней, находить путь в ее спрятанные глубины и открывать лежащие там сокровища, но не без риска. Сейчас Мэтью был старше, разделенные на боковой пробор белокурые волосы спадали на лоб непокорной волной.
Сэм слегка почесал стертые запястья под цепями, которыми был прикован к огромному валуну. Он уже знал, сколько времени у них будет. «Все время, сколько есть его в мире», - подумал он. Сейчас отец Мэтью узнавал то, что Сэму уже было известно: Цитадель - терпеливая хозяйка, и там всегда что-то ждет своего открытия.
– Сколько тебе сейчас, Мэтью?
– Пятнадцать.
– Напомни мне, почему ты так ненавидишь своего отца. Мэтью вытаращил глаза.
– Почему я - что? Ты тоже его ненавидишь. Посмотри, что он с тобой сделал. Ты не можешь не ненавидеть его!
– Он твой отец. С тобой он ничего не делал.
Мэтью уставился вдаль, на широкую горную страну. Сэм проследил за его взглядом, осматривая далекие пики, окутанные облаками, и близкую деревню, почти курорт в своей живописности, как уголок в Скалистых Горах с отелем и постелью на ночь. Но только здесь очень далеко от Скалистых Гор.
– Мой отец безумец, - объяснил наконец Мэтью.
– Одна девочка в моем классе сошла с ума, начала кричать, что мой отец злой, что нас не должно быть здесь.
– Мэтью облизал губы, затем повернулся к Сэму.
– Ее увели, а через два дня отец велел оставить ее тело на площади, чтобы все видели.
– Теперь мальчишка дрожал.
– Он хочет, чтобы я был похож на него. Я никогда бы не смог… - Мэтью покачал головой, замолчав на полуслове.
– Из наших разговоров, Мэтью, я не всегда понимаю, что ты хочешь делать, когда - и если - победишь своего отца. Ты вспомни: я пытался, - Сэм поднял закованные руки, - и видишь, что со мной стало?
– Не понимаю, о чем ты.
– Допустим, все это оказалось в твоем распоряжении.
– Сэм кивнул на деревню.
– Что ты будешь делать?
Мэтью посмотрел вызывающе.
– Уеду домой. Прочь отсюда.
– Это и есть твой дом. Здесь ты родился. Противоречивые эмоции отразились на лице парня.
– Есть… есть столько всего другого там, во вселенной. Нас здесь вообще быть не должно!
– Мальчишка даже топнул ногой. Сэм приподнял бровь и ждал.
– Наше место там, где все человечество! Ты ведь тоже это знаешь? Вот почему ты сделал то, что сделал!
– Я это сделал потому, что твой отец хочет уничтожить планету, а я не мог этого допустить. Ни один человек в здравом уме такого не допустит.
– Вот и я хочу ему помешать. И остальные.
Сэм кивнул. Странно, что спустя столько времени отец Мэтью решил завести семью и воспитать сына. Наверное, отец Мэтью намерен основать династию.
– Тогда ладно, Нам следует разработать план, но ты должен понимать, что можешь погибнуть.
Мэтью сглотнул.
– Я это знаю.
Сэм пристально посмотрел на юношу. У Мэтью глаза широко открылись, с лица сбежала краска.
– Меня убьют?
– спросил он, отступая на шаг.
Сэм ничего не ответил, и выражение его лица не изменилось.
– Скажи мне, - потребовал Мэтью.
– Я должен знать. Он разоблачит нас, да? Мы должны остановиться.
– Нет, ты не погибнешь.
«Но погибнут другие», - подумал Сэм. Он знал кто, знал их лица и их имена. Они пришли в его видения, в такие сильные, яркие видения. Но говорить это мальчику Сэм не собирался.
– Ты вправе делать то, что ты делаешь, Мэтью, поэтому, быть может, тебя ждет победа там, где я потерпел поражение. Но риск велик: это борьба не на жизнь, а на смерть.
– Отец тебя не убил, - заметил Мэтью.
– Ты забыл? Он не может меня убить. А я не могу убить его.
– Улыбка Сэма больше походила на гримасу.
– Это наша награда, наше наказание - и будущее.
– Сэм положил руку на валун, к которому он так долго был прикован. Его снова ждал путь наверх, и там, на вершине, вода и пища.
– Кроме того - на случай, если ты не заметил, - ему доставляет гораздо больше удовольствия пытать меня, чем убивать.
Это снова был Фитц. Фитц, с копной ярко-рыжих волос, которые, словно бросая вызов тяготению, торчали вокруг его головы неровными прядями. За спиной Фитца вспыхивала аварийная лампа, и этот прерывистый свет на секунду обрисовывал черты его лица. Фитц что-то говорил.
– Надо уходить. Пошли… - Он назвал имя, и это было чье-то чужое имя, не ее.
– Надо уходить, сейчас же, - повторил Фитц, и в его голосе послышалось отчаяние.
– Нет, подожди, - возразил голос, звучащий подозрительно и неприятно похоже на ее собственный. Она отбивалась от того голоса, от имени, которое упомянул Фитц. Чужого голоса и имени.
– Фитц, сходи за Оделл. Еще можно успеть вытащить эти штуки.
Ее окружали огромные каменные плиты с вырезанными на неровных поверхностях непонятными символами и чужими письменами, которые ее опытный глаз отнес к Среднему Периоду Кораблестроителей. Коридор, по которому она шла, прямо впереди резко сворачивал. В ум просочилась слабая струйка воспоминаний о том, что там, за поворотом, и вдруг она поняла…
Ей снился сон, и за тем углом находился самый страшный ее кошмар. Худшее, что она могла себе представить, затаилось в нескольких футах от нее, в сооружении, брошенном расой, построившей его бесчисленные тысячелетия назад.
Ей снился сон, и с ужасной несомненностью Ким знала, что Фитц мертв. Но как бы она ни хотела, она не могла заплакать, не могла пролить слез, потому что это был всего лишь сон.
Где-то на периферии ее сознания происходило что-то важное. Ким знала, что ей нужно срочно проснуться. Она должна проснуться.
И внезапно Ким снова очутилась в «Гоблине» - потрясающе внезапно. «О боже, - подумала она, - это было ужасно». Ким действительно забыла, насколько ужасно это может быть. Она должна найти Билла, и поскорее.