Станция на горизонте
Шрифт:
— Относительно вас, Мод, — холодно ответил Мэрфи.
— Вы говорите теперь совершенно по-техасски.
— А вы делаете вид, что не понимаете. Речь не о Кае и обо мне. Кай — проходная фигура, у него может найтись много последователей. Вы сами должны распорядиться собой. Должны решить, будет так продолжаться и дальше или нет. Я знаю, у нас, американцев, нет в этих делах такой психологической гибкости, как у европейцев. Мы видим только результат, и я тоже считаю его решающим. Пусть говорит результат. Если я выиграю гонки, то раз и навсегда одержу победу над любым Каем.
— Вы путаете
— Теперь вы потчуете меня сантиментами. Вы же их решительно не признавали.
— Только у вас. Совсем иное дело со мной. Напротив, я прямо-таки ими живу.
— Вы попрекаете меня простой биографией. Я бы хотел, чтобы это было так. Но я только свел нынешнюю ситуацию к простой формуле. Сделал я это неохотно, и прежде, чем сделать, о многом умолчал и многое преодолел. Не будем об этом судить, вам это радости не принесет. В том, что дело приняло такой оборот, я виноват больше, чем вы. Однако я это понимаю и вы тоже. При запутанных обстоятельствах, когда не знаешь, что к чему, решение часто оставляешь на волю случая или каких-то побочных действий. Я подчиняюсь этому правилу, хоть и остаюсь внакладе.
Она не дождалась вопроса, который должен был последовать, и задала его сама:
— Почему?
— Потому что машина Кая быстрее моей. Гонки в Монце это доказали. Не он мог победить, а его машина.
— Но ведь наибольшая скорость в предстоящих гонках в горах — дело второстепенное.
— Скажем, не самое важное. Но Кай вдобавок еще усовершенствовал карбюратор, что позволяет его машине быстрее трогаться с места.
— Это важно?
— Настолько, что из-за этого условия становятся неравными.
— Откуда вы это знаете?
— От него, от Хольштейна, от Льевена — они из этого секрета не делают.
— Но в чем состоит само усовершенствование, вы не знаете?
— Нет. — Мэрфи помедлил. — Если бы я знал, шансы сравнялись бы. При нормальных гонках это, в общем, не имело бы особого значения, — каждый должен заботиться о себе сам. При поединке с такой подоплекой, как у этого, шансы, в сущности, должны быть равными. Это было бы только порядочно.
Мод Филби понимала, к чему клонит Мэрфи. Она подпустила его еще ближе.
— И что Кай?
Мэрфи очень спокойно сказал:
— Надо ему объяснить, Мод. Вы должны ему объяснить.
— Это было бы просто нелепо.
Она не хотела этого делать, даже в форме намека, для такого шага она была недостаточно уверена в Кае. Заблуждение Мэрфи было безграничным, однако полезным и лестным. Если его умело направить и сконцентрировать, оно может привести к сенсации.
Мод Филби прекрасно понимала, что только ревность Мэрфи сблизила ее с Каем. Она мыслила достаточно современно, чтобы знать: всякий флирт начинается, в сущности, на пустом месте, и огонь может возгореться и поддерживаться только благодаря трению. Поэтому своего личного воздействия она не переоценивала; зато тем выше ставила ловкие комбинации. Именно по этой причине она считала себя способной на все и все полагала возможным.
Она вспоминала поездку с Каем к Пешу, в Сан-Ремо, где было подтверждено участие Кая в гонках в Монце. С тех пор он привык представлять себе Мэрфи как противника, так что довольно было какого-нибудь повода, чтобы придать этому соперничеству личный характер и затем сосредоточить его на себе. Такой повод она и хотела найти.
Она призналась себе в том, что ее подталкивало не одно лишь стремление к чисто интеллектуальной игре, к спортивному флирту, как предполагал Мэрфи. Здесь крылось нечто большее. И уже давно. Ее тянуло к Каю. Мэрфи должен был ей помочь. А позднее, чуть позднее… Мэрфи прав: он ведь остается. Позднее, при всех обстоятельствах, можно будет еще посмотреть.
Пока что он спровоцировал запутанную ситуацию, из которой надо было выйти, не связывая, однако, и не ущемляя себя. Наилучшим средством было бы нападение. Поскольку Мэрфи считал, что атака почти окончена, и окончена в его пользу, следовало для начала сбить его с толку, внушив обратное.
— Надеюсь, что я вас не поняла, Мэрфи. В чем смысл вашего предложения? Вы говорили так, будто находитесь в мастерской механика. Было бы целесообразней, если бы вы не пускали свои желания скакать галопом, пренебрегая общепринятыми манерами. Я постараюсь этот разговор забыть.
Мэрфи был испуган. Он не мог проследить за ее прыжком и не заметил, как она передергивает, чтобы и согласиться с ним и в то же время не связывать себя обещанием. Он пытался ее перебить. Она отмахнулась.
— Разговор окончен.
Он хотел возразить, что тогда… Она это заметила и опередила его, встав с места.
— Вы должны воспользоваться случаем, чтобы натренировать не только вашу машину, но и вашу фантазию — она у вас в ужасающем состоянии.
Ее возбуждала мысль заставить Кая рассказать ей о своем изобретении. А если бы он отказался, она все же намеревалась еще подержать Мэрфи на этом поводке. Свое преимущество она использовала до последнего слова.
— До европейских гонок вам представится случай и для того, и для другого…
— А условия? — жадно спросил Мэрфи, вскакивая с места.
— Все равно какие. — Не дожидаясь ответа, она быстро ушла.
IX
Спортинг-Клуб устраивал большие состязания по стендовой стрельбе. В них могли участвовать только члены клуба, посторонние не допускались. Так образовалось весьма представительное собрание.
Отборочные соревнования начались с утра. Целый день слышались легкие хлопки; они постукивали по променадам, по игорным столам и читальным залам, просачивались сквозь двери и окна — тихие, изысканные и смертельные.
Во второй половине дня, перед решающей схваткой, на площадке собралось особенно много народу.
Кай пошел туда вместе с Мод Филби.
День сходил на нет, на Ривьере наступал золотой час сочных красок, час моря и насыщенного света. Полосатые маркизы широко нависали над открытыми дверями, надежно удерживая под собою тени, как сидящие на яйцах наседки. Балюстрада над ними пестрела колокольчиками зонтов от солнца. За полукругом стрелковой площадки открывался поток лазури, в который ласково окунались протянутые руки бухт.