Станция назначения - Харьков
Шрифт:
– Бывшего тюремного надзирателя, о котором говорил Леонов, опрашивали?
– Ну как же. К-как только от вас запрос получил, так сразу же и отыскал этого Боброва.
– На Петинской?
– Так точно. Часа три б-балакали. Говорил мне, что в убийством Винокурова ему здорово повезло. П-подозревал его Винокуров. Бобров со дня на день ареста ждал. С-собирался даже бежать из Харькова.
– А сам Бобров не мог быть причастен к убийству Винокурова?
– М-мог, - сказал Сухов. - Да только не скрывал бы он этого. Зачем ему скрывать, к чему?
– Ежели
– Вон вы о чем! - Павел задумался и решительно сказал: - Нет, не причастен он. Это т-точно.
– Почему?
– Потому что человек он, Леонид Борисович.
Аргумент этот для официальной бумаги, конечно, не подходил, но я хорошо знал Павла, поэтому приведенный им довод показался мне убедительным. Звание человека он присваивал далеко не всякому. В кажущейся наивности Сухова была подлинная мудрость. Как сказано в Новом завете? "Будьте как дети..." Неплохо сказано, хотя прямого отношения к розыскной работе и не имеет...
– Письмо, которое Борин нашел при обыске на квартире Улимановой, Галицкий адресовал Алексею Мрачному?
– Ему, - подтвердил Сухов. - Бобров говорит, что Мрачный руководил в Харькове а-анархистской подпольной группой, которая покупала и вывозила для отрядов батьки оружие и боеприпасы. Галицкий в эту группу входил.
– Какие ценности в качестве выкупа за Галицкого Алексей Мрачный передал Винокурову, Бобров знает?
– Нет. Л-леонид Борисович. Он к этому касательства не имел. Через него только переписка п-проходила - "почтовый ящик".
– Кого-нибудь Бобров подозревает в убийстве Винокурова?
– П-предполагает, что Винокурова после расстрела Галицкого убили анархисты. Или с-сам Мрачный, или кто-то из его группы.
– Что он говорит о Жаковиче?
– Н-ничего. Он считал Жаковича только офицером контрразведки. О том, что Жакович связан с анархистами, Бобров не знал.
Сухов говорил о Кробусе, об очных ставках между Уваровым и Ясинской. Но я слушал его вполуха. Главное из того, что он теперь рассказывал, я уже знал от Борина, вернувшегося в Москву из своей командировки в Харьков и Екатеринослав. Была и другая причина - события, которые произошли в Москве после моей беседы с Леоновым.
Засада на бывшей квартире задушенного в тюремной камере Прозорова, кроме сомнительного удовольствия лишний раз встретиться с "динамитным старичком", ничего не дала. Ни Жакович, ни другие предполагаемые друзья покойного совсем не торопились распахнуть обитые зеленой клеенкой двери и оказаться в объятиях наших оперативников.
Зато порадовал Хвощиков, который уже давно занимался пустым, по убеждению Ермаша, делом - прощупывал московских подпольных ювелиров, ростовщиков, скупщиков золота и драгоценных камней. Избранный Хвощиковым метод новизной не блистал, зато он был проверен и выверен не одним поколением сыщиков. К нему в свое время прибегали и наполеоновский Видок, и гениальный Ванька Каин, закончивший свою головокружительную карьеру где-то на каторге. Впрочем, Хвощиков не копировал старое, а творчески применял его в условиях военного коммунизма.
К подозреваемому гражданину заявлялся с солидными, разумеется, рекомендациями благообразный пожилой человек, по внешнему виду которого можно было безошибочно определить, что ежели он паче чаяния и не Рюрикович, то уж, во всяком случае, преуспевающий венеролог или удачливый делец с Сухаревки. Из короткой, но многозначительной беседы хозяин узнавал, что "карась" ("Рюрикович", спекулянт, венеролог) не сошелся характером с Советской властью и желает с ней полюбовно разойтись, променяв Москву на Вену, Париж или Лондон. Деньги у него есть - и николаевские, и керенки. Требуются лишь хорошие ювелирные изделия. За любую цену. Он не скуп.
По моим подсчетам, у Хвощикова был один шанс из ста, не больше. Но бывший член артели "Раскрепощенный лудильщик" этот шанс реализовал.
Некто по фамилии Берман предложил "Рюриковичу" из Центророзыска республики круглую шкатулку лиможской эмали работы Леонара Пенико и вырезанную придворным резчиком Людовика XV камею "Кентавр и вакханки".
"Рюрикович" мало смыслил в такого рода вещах, но зато в них хорошо разбирался наш эксперт Лев Самойлович Гейштор. Уже при беглом ознакомлении с этими ювелирными изделиями Гейштор дал категорическое заключение, что обе эти вещи, принадлежащие музею изящных искусств Харьковского университета, хранились до убийства Глазукова в его сейфе.
Тотчас же Берман был арестован. Перепуганный случившимся до умопомрачения, он еще по дороге в Центророзыск, окропив слезами раскаяния сиденье нашего авто, честно рассказал Хвощикову, как к нему попали эти вещи. Оказывается, их продала живущая в том же доме двумя этажами выше некая гражданка "из бывших" - Полина Захаровна.
Обыск в квартире Полины Захаровны, бойкой старушки с маленьким кукольным личиком, превзошел самые смелые ожидания. Мы обнаружили здесь табакерку работы Позье, реликварий с золотыми фигурками апостолов, еще две шкатулки лиможской эмали и семь гемм.
Но самым интересным было не это, а фамилия старушки - Прозорова. Полина Захаровна Прозорова.
Обыск, впрочем, как и все, происходящее в России начиная с февраля 1917 года, представлялся Полине Захаровне печальным недоразумением, которое обязательно должно разъясниться. Старушка охотно рассказала нам, что все обнаруженные вещи принадлежали ее сыну, человеку честному, благородному и порядочному.
Как они оказались у него?
Подарок. Их подарил брат его покойной жены, Анатоль Жакович, их давний благодетель, тоже человек честный, благородный и глубоко порядочный...
Много чего рассказала нам тогда старушка, даже не подозревавшая, что сына ее, который убил двоих, чтобы обеспечить старость своей матери, уже нет в живых.
В показаниях Прозоровой содержались важные сведения.
И основной вывод, который я из них сделал, сводился к одному: чтобы успешно завершить розыск ценностей "Алмазного фонда", необходимо во что бы то ни стало найти Жаковича. Временный союз с Махно создавал для этого благоприятную обстановку, которой грех было не воспользоваться.