Star Wars: Уязвимая точка
Шрифт:
Не слишком аккуратно, но это и не требовалось: метеоритный удар по первой необходимости.
Для корунаев костры стали частью истории.
Многие ночные насекомые общались друг с другом вспышками света, превращая ночь в подобие мигающего переполненного поля космопорта, а светящиеся лозы мягко мерцали различными цветами. Все это давало некое несильное общее освещение, сходное, пожалуй, с призрачным лунным светом.
Траводавы всегда спали стоя, выпрямив все шесть ног, закрыв глаза и продолжая по привычке что-то пережевывать.
У корунаев к седлам были привязаны скрученные опальные мешки. Мейс ставил футлярную палатку, кото-Рую хранил
Они садились на землю и разделяли еду: как только пшцпакеты и сласти, которые корунаи собрали с трупов в переулке, закончились, их едой стало вяленое мясо тра-водавов и жесткий засохший сыр из сырого молока тра-водавов. Воду они брали из растений-воронок, которые им удавалось иногда найти: оранжевые листья растения сворачивались в водонепроницаемую спираль в два метра высотой, чтобы аккумулировать дождевую воду для подпитки корневой системы. Бывало, что они наполняли свои фляги водой из теплых ручьев и бурлящих источников, которые Шрам проверяла на вкус и признавала безопасными. Даже автоматический ионный стерилизатор мейсовой фляжки не справлялся с легким прив – кусом серы, напоминающим вкус протухших яиц,
После еды Лиш частенько доставал сверток сырой коры тисселя из рюкзака и предлагал его всем остальным. Ник и Мейс всегда отказывались. Шрам иногда немного брала, Беш брал немного больше. Лиш с помощью поясного ножа отрезал кусок размером с три сложенных пальца и запихивал его к себе в рот. Поджаренный и просушенный тиссель был легким опьяняющим стимулянтом, не вреднее легкого вина. В сыром же виде он мог вызвать необратимые изменения в химических процессах в мозгу. Минута жевания, и у Лиша на лбу появлялась испарина, а глаза становились совершенно стеклянными… если, конечно, хватало света от лоз, чтобы это разглядеть.
За несколько ночей Мейс многое узнал об этих кору-наях и соответственно об ОФВ. Ник был лидером в этой маленькой группке, но не из-за какого-то звания. Здесь вообще, судя по всему, не было званий. Ник был лидером, благодаря силе своей личности и молниеносности едкой сообразительности шута при королевском дворе.
Он говорил, что не считает себя солдатом и, тем паче, патриотом. Он говорил, что не хотел бы ничего больше, чем работать простым наемником. В этой войне он участвовал не для того, чтобы спасти мир для корунаев. Он участвовал в ней (и он настаивал на этом) только ради кредиток. Он постоянно говорил о своей готовности «убраться из этих треклятых джунглей. Там, в Галактике, можно зашибать реальные деньги». Но для Мейса было ясно, что это была лишь поза: способ удержать компаньонов на расстоянии руки, способ убеждать всех в своем безразличии.
Мейс видел, что Нику все далеко небезразлично.
Лиш и Беш участвовали в войне из чистой ненависти к балаваям. Пару лет назад Беша похитили исследователи джунглей. Его ныне недостающие пальцы были поочередно отрезаны для того, чтобы выведать месторасположение легендарной рощи ламм. Когда он не смог ответить на вопрос (эта роща – лишь миф), иджи решили, что он упорствует.
– Если ты не хочешь говорить нам, – сказал один из них, – мы сделаем так, чтобы ты это наверняка никому больше не рассказал.
Беш никому больше ничего не рассказывал, потому что не мог. Балаваи отрезали ему язык.
Он общался с помощью простейших знаков и невероятно
Шрам смогла удивить Мейса. Раздумывая над тем, что же случилось с ней, он предполагал, что она сражается из-за личной мести почти так же, как Лиш и Беш. Но оказалось, что она и несколько членов ее гхоша еще до вступления в ОФВ нашли тех людей, что так поиздевались над ней, – отряд ополчения из пяти человек плюс сержант – и наказали их по традиционному корунайскому обычаю за подобные преступления. Обычай назывался «тэн пил'трокэл», что можно приблизительно перевести как «правосудие джунглей». Виновных людей похитили, увезли на сотни километров от ближайшего поселения и забрали у них все оборудование, одежду и еду. Забрали все. И отпустили на свободу.
Голых. Посреди джунглей.
Очень, очень мало кто переживал когда-либо тэн пил'трокэл. Эти люди не пережили.
Так что Шрам сражалась не из мести. Сама она говорила так: «Крутая девушка я. Крупная. Сильная. Хороший боец. Не хотела им быть. Пришлось им стать. Так я пережила то, что сделали со мной они. Сражалась я. Никогда не прекращала сражаться. И пережила. Теперь я сражаюсь для того, чтобы другим девушкам не пришлось сражаться. Чтобы они остались девушками, Понимаешь? Всего два способа остановить меня есть: убить меня или показать мне, что девушкам больше не надо сражаться».
Мейс понял. Никому не следует быть столь крутым.
– Я впечатлен тем, как вы двигаетесь сквозь джунгли, – сказал ей однажды Мейс во время одной из остановок. – Вас не так просто заметить даже тогда, когда я знаю, куда смотреть. Даже ваших траводавов трудно отследить.
Она хмыкнула, пережевывая кору, и непроизвольно передернула плечами. Это, видимо, был ответ: «Не слишком».
– Интересный вариант использования… – Мейс попытался вспомнить правильное слово корууна, обозначающее Силу. «Пилекотан»; «мощь-мир», – пилеко-тана. Вы всегда умели так делать?
На самом деле Мейс спрашивал совершенно иное, то, что боялся спросить напрямую: «Это Депа вас этому научила?»
Если она преподавала навыки джедаев людям, вышедшим из возраста, способного принять джедайскую дисциплину… людям, незащищенным от темной стороны…
– Не ты используешь пилекотан, – ответила Шрам. – Пилекотан использует тебя.
Этот ответ Мейса не слишком устраивал.
Мейс вспомнил, что точным, дословным переводом слова было «джунгли-разум».
Он понял, что на самом деле не хочет думать об этом В голове его, не умолкая, звучали слова: «.. я стала тьмой джунглей…»
Размеренный темп шагов траводава успокаивал, усыплял: чтобы двигаться быстрее, траводав шел на задних и средних конечностях. Благодаря этому Мейс в своем повернутом задом наперед сиденье смог откинуться назад, оперевшись плечами на широкую мягкую спину животного. Ник же продолжал ехать в своем сиденье на передней паре конечностей, возвышаясь над головой траводава.
Эти долгие убаюкивающие переходы по джунглям наполняли Мейса глубокой тревогой. Смотря лишь назад, он никогда не видел того, что лежит перед ним, лишь то, что уже осталось позади. И даже у этого было некое недоступное ему значение. Для него оставалось непонятным многое из того, что он видел: было ли оно животным, растением, ядовитым, хищным, безобидным, целебным., может быть, даже достаточно разумным для того, чтобы иметь свои представления о морали, добре и зле~