Старая дева
Шрифт:
— Десятина с арендной платы, но я не вижу здесь ничего для расчетов?.. Граф вам, выходит, ничего еще не платил?
Я понимала, что с кем, а с ней играть в подобные игры опасно, но выхода у меня не было, так что я вздохнула — ровно в той степени, которая должна была свидетельствовать о моей досаде, и печально подперла голову рукой.
— Нет, сестра. — И прибавила, потому что похвастаться заработками я прежде успела: — Надеюсь, вас не затруднит помочь мне рассчитать подати…
— Конечно, не затруднит, — пробормотала сестра Феврония, тем более что
Я опешила. Во взгляде сестры было искреннее удивление, я не понимала, что не так. И вопрос ее был с одной стороны неожиданный, а с другой — закономерный. Я сглотнула, надеясь, что незаметно, и стиснула руки на коленях.
— У меня препятствий к тому не было? — беспомощно пискнула я. Допустим, и сестра Феврония в курсе, что барышня Нелидова не смыслит в подобных делах. — Разве не могу…
Сестра замахала руками и только что не раскидала бумаги по всей комнатке. У меня было письмо о закладе. Было, тогда что же не так? У меня имелась договоренность. Сестра Феврония опомнилась, аккуратно сложила листочки стопочкой и не спешила мне отвечать — я сочла это плохим знаком.
— По условиям договора, — наконец вымолвила она, недовольно кривя губы, — подати с арендной платы вы должны были уплатить, разве что платить вам их не с чего, но — вот, взгляните, — она быстро перебрала листки и ткнула пальцем в пункт договора, который я вверх ногами разобрать, да еще рукописный, не смогла. — Банк — ни один — без уплаты податей заклад не подпишет.
Я сидела как прибитая пыльным мешком и вспоминала свой разговор с графом. Что я ему наговорила? У меня появился поверенный. Я передала этому мифическому поверенному документы…
— Елизавета Григорьевна, — позвала меня как с другого конца Вселенной сестра Феврония, и я с трудом сфокусировала на ней взгляд. — Не то чтобы сие вам вменят по Указу о наказаниях… — Только этого мне еще не хватало. — Как появляются средства, первое, что вы должны, уплатить все казенные подати.
И какой был у бедного графа вид — пожалуй, скажи ему кто, что он разорен, проигрался в пух и прах, и то он сумел бы хоть как сохранить лицо… О чем я думаю, какой, к черту, граф, когда Елизавета Нелидова легкой рукой спустила деньги на тряпочки и теперь ей грозит — что?..
— Я… могу как-то это исправить? — проблеяла я, голос мой дрожал, губы прыгали. Объяснимая реакция, потому что последствия очень скверные. — Заплатить?..
— Так заплатите, — сестра Феврония ободряюще улыбнулась. — До казенного платежа сроку полно. — Какого черта, хотелось заорать мне, ты пудришь мне мозги, но я сознавала: не сестра меня путает, наоборот, это я ее заморочила какой-то ошибкой. Совершенной, скорее всего, вовсе не мной. И, скорее всего, неосознанно. — Как вам банк залог сей одобрил?
Весь запас монашеского долготерпения сестра Феврония тратила на бестолковую барышню Нелидову. Я рада была хоть что-то понять, но довольствоваться приходилось хлопаньем глазками, альтернативой было — биться головой о стену.
— Вы, Елизавета Григорьевна, графу Александровскому отсрочку платежа по аренде не предоставили, — с завидной кротостью и смирением разъясняла мне сестра. — Стало быть, у вас деньги по условиям договора были, а банк по Уложению о банках и ссудных кассах при таком раскладе, да при неуплате податей, что за земли, что за арендную плату, вам одобрить залог никак не мог.
Я кивнула, сама не зная чему. Сестра поправила головной убор, нахмурила брови. У нее был вид неподкупной судьи, и я сидела, ждала, пока она вынесет мне приговор. Догадается или же нет, что я не перезаложила имение? И все же: граф испугался тогда — чего? Чем я его шокировала? Поверенным, тем, что я отдала документы? Но что в этом странного, право слово, то, что я сказала, логично, он не стал оспаривать и возражать, стало быть, его удивила не суть моей лжи, а что-то иное?
Сестра Феврония с шумом выдохнула.
— Езжайте в город к Аркадию Провичу, — негромко, словно нас мог кто-то подслушать, посоветовала она. — К купцу Стопинину, он под свои нужды у помещиков столько земель скупил, да и поверенный у него хваткий да дельный… Вот Аркадий Прович точно вам поведает, как быть. Не знаю, что вы показали в банке, какой договор и с какими условиями, но, милая вы моя, это же несколько лет каторги.
И да, она теперь была в курсе моего несовершенного преступления.
— Полно, сестра, — я тоже вздохнула, — я не перезаложила имение. Я и до города не доехала.
Сгорел сарай — смысл спасать хату, и я выложила все, что мне рассказал Федот. С одной стороны показалось — сестра Феврония рада, что я не пойду по казенной дороге, а она, возможно, следом за мной; с другой — ее что-то насторожило, и мой хронический недостаток информации не давал мне понять что.
В окно стучала мучимая ветром ветка, я, стараясь ничего не забыть, излагала с чужих слов версию событий, не забыв упомянуть, как Федот был поначалу напуган. Больше всего меня беспокоил Федот и его поведение, а не налог, хотя я по цифрам, которые во время моего рассказа выписывала сестра, уже видела — немаленький. Из тех четырех, кажется, тысяч грошей — почти треть. Государство здесь выжмет и высушит, или я привыкла к тому, что подоходный налог суть ничтожные тринадцать — пятнадцать — процентов, в сравнении с налогами в более развитых экономически странах…
И — граф. Почему я не везла в банк договор? Из-за налогов? Почему у нас сделка была фактически на словах? Он что-то скрыл от меня, я что-то скрыла… Мне — тряпочки, а ему? Ему какая от такого ведения дел была выгода? А ведьма, которая запугала меня? И я не поехала, если верить Федоту, заставила повернуть. Граф точно знал, когда и куда я еду, лошадь многострадальную мы взяли тогда у него. И ведьма, Моревна, и ее угрозы могли исходить на самом деле от графа, но доехали мы до банка или нет, кто мог утверждать?