Старая переправа
Шрифт:
Так парень стал обладателем часов с циферблатом, поделённым на шестнадцать секторов. Также ему достались штаны, ремень и зажигалка. Майка на скелете была сильно рваная и пошла на тряпки Лафине. А обувь попросил староста для Дулеба, Данил согласился, парень тут был за сына полка, и о нём все заботились, и Данил в том числе.
Патруль появился только через полчаса. Данил отметил, что, если что случится, на него лучше не рассчитывать.
Оказывается, чтобы вызвать патруль, нужно факелом делать круги на крыше. И если с одной из крыш ответит дозорный фонариком крест-накрест, то сообщение получили, и патруль скоро будет. Если махать восьмёрку в воздухе, то это глобальное нападение, и весь город переходит в режим «каждый квартал за себя». И ждать подмоги не следует. Только вот выяснять это нужно
После небольшого общения с патрулём выяснилось, что, оказывается, одиночная нечисть периодически забредала в город, минуя все заслоны.
Теперь Данил закрывал на ночь окна, выходящие на улицу, а оставлял открытыми те, что были со стороны двора. А также сделал несколько факелов из сухой травы. Пусть гореть будут недолго, но хоть знак успеет подать. Ну ещё запасся сухарями и сухофруктами и подтянул на крышу несколько хороших валунов и дубинок. Кто его знает, вот так проснётся, а улицы запружены ходячими скелетами.
А ещё он никому не говорил, да и сказал бы – не поверил никто и посчитал бы за трепло, но после библиотеки он частенько нырял к медичке. Да-да, к той самой, что в первый день меняла ему повязку. Медичку звали Игиной, и тут она считалась местной стервой, многие благородные пытались подкатить к ней, но всегда получали от ворот – поворот. Почему её заинтересовал Данил, было непонятно. Тем более она благородных кровей и являлась не то баронессой, не то ещё какой-то титул имела. Первый раз она просто заманила парня в кабинет, попросив отнести тяжелые бумаги. Ну он отнёс, где Игина воспользовалась его доверчивостью. А дальше была такая конспирация, что разведчики позавидовали бы. Он то, прячась в коридорах, дожидался, пока все уйдут, и шёл в определённый кабинет, то заходил в гостиницу с одного входа, выходил из другого. Но было стойкое чувство, что его используют, хоть он был и не против.
Вот и сейчас после работы, на всякий случай, он тщательно отмылся, побрился, переоделся в чистые штаны и недавно купленную рубашку. Закинул за спину палицу и подвесил на пояс кошелёк. Монетки тут были без номинала, просто монета и монета, одна деньга. Сто медных монет равнялись одной серебряной, такого же размера. А вот десять серебряных монет равнялись одной золотой монете. Правда, та была тонкой и мелкой, примерно как пятирублёвая денежка на Земле. По сравнению с медной или серебряной деньгой вообще крохотулька была. Хотя один маленький золотой – это тысяча медных монет. Если учесть, что средняя зарплата в месяц у Данила выходила шестьдесят монет, то на золотой ему даже за год не заработать. Он и на серебряный не заработал бы, если бы под руководством старосты они не утаскивали часть урожая.
Сейчас у него в мешочке гордо лежала серебряная деньга, вперемешку с десятком медных монет. Таскать монеты такого размера в кармане из-за их веса было нереально. И поэтому в моде здесь был средневековый аксессуар в виде кожаного мешочка на поясе. У тех, кто побогаче, это выглядело вполне современно: маленькая кожаная сумочка на пояс с креплением и несколькими отсеками, больше похожая на подсумок. А у голытьбы это был обычный мешочек. Но Данила от совсем голытьбы отличали часы на руке. Да, циферблат был поделён на шестнадцать секторов. И стрелка проходила эти сектора не за двенадцать часов, а за двадцать три с половиной. Но если мысленно разделить циферблат на двадцать четыре часа, то можно примерное время знать. Правда, каждый вечер перед заводкой часов приходилось переводить их на полчаса назад и постоянно подводить время, когда он бывал на главной площади и видел большие часы, висящие на ратуше.
Данил вышел из своего квартала и пошёл в противоположную сторону от площади. Оказывается, здесь был общественный транспорт. Какой-то нелогичный, конечно. И если бы Данил на нем частенько не ездил, то как человек, технически подкованный, утверждал бы, что такое сооружение не поедет. А транспорт был трамвайчик, который двигался по поперечной улице до речки и обратно. А что землянина удивляло, это то, что колёс у трамвая было всего два, как у велосипеда. И двигался он всего по одной рельсе, утопленной в земле. Сколько раз Данил перешагивал эту двойную канавку, но даже предположить не мог, для чего она существует. Мало того, в трамвае не было гироскопов, позволяющих трамваю не падать. Были боковые колёсики-зацепы за рельс, которые упирались в рельсы с нижней стороны, чтоб трамвай сразу не упал. А держали равновесие обычные выносные рычаги с грузом. И выдвижение груза дальше от рамы или, наоборот, передвижение груза к раме помогали держать баланс. Конечно, пассажирам под страхом штрафа запрещалось перемещаться по салону во время движения. А на остановках водитель смотрел на ватерпас и рукояткой двигал рычаги с грузом, которые уравновешивали трамвай.
Стоимость проезда составляла полкопейки, но за десять копеек можно было взять абонемент на месяц, что он и сделал, так как ездил часто. Правда, приходилось и ходить пешком по темноте, когда задерживался у медички. Поэтому же таскал палицу с собой и на занятия.
Вообще местная техника удивляла, она была совершенно другая. В домах горел свет, хоть проводов на улице не было, всяких антенн тоже не было. Да и лампочки были квадратными панелями, а не стеклянными грушами, как на Земле. В квартире у Данила были видны обычные провода в стене, а вот встроенные приборы из стен выдраны с корнями. Видимо, когда-то здесь во всех домах имелось электричество. Но судя по разводке проводов, всё запитывалось от аккумуляторов, а не из общей сети. А сейчас в трущобах нет приборов, землянин подозревал, что исправные приборы целенаправленно выдрали и перенесли в центр города.
Транспортные средства, которые машинами не назовёшь, тоже были… Данил не мог подобрать слов, они просто были другие. При этом имели ходовую и кузова как будто из прошлого века, обязательно с крупными заклёпками, но при этом двигатели были бесшумные. Даже если это были и электродвигатели, но для таких машин аккумулятор должен занимать чуть не полкузова, а его не видно было совсем. Всё это говорило о том, что на Земле ещё нет таких технологий.
Громадный дирижабль, который Данил видел здесь в свой первый день, был редкостью. А вот маленькие дирижабли сновали здесь постоянно, так что за полгода он перестал на них внимание обращать. Тут даже два дирижабля стояли в ангарах. Это были военные разведчики и спасатели в одном лице. По слухам, несколько дирижаблей находились в собственности у местных олигархов или гильдий перевозчиков. Только они не стояли в ангарах, а где-то летали, зарабатывали деньги.
Дирижабли вроде бы тоже прошлый век, но точку в превосходстве технологий ставил космический челнок, прилетавший сюда на площадь каждую среду. И тоже кто бы показал на это чудо инженерной мысли, больше похожее на громадный паровоз, обшитый толстыми бронированными листами с заклёпками, Данил покрутил бы пальцем у виска, такое летать не сможет – всё, что летает, должно быть лёгким и ажурным. И собрано должно быть как-то понадёжнее. А тут часто меняли передние листы обшивки, которые за время полёта истончались. И Данил, как и многие другие зеваки, видел, как при замене листа обшивки ремонтники клещами вставляли раскалённую клёпку и через специальное приспособление формирующую головку заклёпки били обычной кувалдой. Что в целом было не очень технологично.
Новые листы обшивки экипаж привозил с собой, а старые листы старательно паковали и тоже увозили с собой. Значит, это был не просто металл, а какой-то дорогой. Но то, что лист обшивки поднимали четыре человека, говорило о том, что лист был не из легкого металла.
Что представляет землянин при словах, что с неба спускается космический корабль? Ну в первую очередь реактивные струи из сопел и пустынный космодром, чтобы ничего живого не спалили вырывающиеся струи огня. Вот примерно того же и ожидал увидать Данил, но никак не толпы зевак под спускающимся с неба кораблём. Реактивных струй не было совсем. Было четыре диска по углам корабля, выдвинутых из корпуса из специальных люков. Как будто шасси, которые убирались во время полёта и выдвигались только во время посадки. Почему их прятали, было понятно, глядя на истончённые передние пластины. Если диск повредится, корабль не сможет сесть на планету. А вот как эти диски работали, было совершенно непонятно. Но ультразвуковой вой, переходящий в свист, позволял предположить, что там, под кожухами, что-то очень быстро вращалось.