Старец Горы
Шрифт:
– Да здравствует король Иерусалимский!
Глава 5 Клятва графа Сен-Жилля.
Протовестиарий Михаил смертельно устал от забот, обрушившихся на его светлую голову. Новый наплыв воинов Христа грозил Византии полным разорением. В Константинополе еще не забыли о бесчинствах, творимых лотарингцами Готфрида Бульонского, как на смену одним головорезам явились другие во главе с коннетаблем Конрадом. Этот тупоголовый алеман довел до исступления не только горячего от природы Михаила, но даже кесаря Никифора Мелиссина, давно уже вроде впавшего в маразм. А ведь кроме Конрада были еще и епископы Ланский и Суасонский, во главе армии безумцев с берегов Сены, Лауры и Мааса. Бесчисленные полчища авантюристов, не имевших ни малейшего понятия о дисциплине, вторгались в пределы империи с суши, осаждали ее порты с моря, грабили без зазрения совести крестьян и торговцев, разоряли загородные усадьбы
Утешить впавшего в уныние протовестиария мог только ужин, но, к сожалению, оплошали повара. Свиное вымя, обещавшее стать украшением стола, подгорело, а мясо журавля оказалось недоваренным. Гнев сиятельного Михаила был воистину ужасен, слуги сыпанули от него в разные стороны, а разбушевавшийся протовестиарий наверняка бы разнес всю попавшуюся под руку стеклянную и глиняную посуду, если бы его не остановил невесть откуда взявшийся почтенный Андроник.
– Благородный Болдуин Антиохийский взят в плен эмиром Гази Гюлюштекином под Милитеной, – прокричал гость в самое ухо хозяина.
В первый миг Михаил не поверил в свалившуюся на его голову удачу, но, взглянув в сияющие глаза Андроника, изменил свое мнение. Похоже, верный соратник покойного Хусейна Кахини сказал протовестиарию чистую правду. Сиятельный Михаил знал портного добрые пятнадцать лет и за это время ни разу не усомнился в его пронырливости и умении проворачивать самые трудные дела, но в данном случае Андроник превзошел сам себя.
– Надеюсь, на басилевса не падет даже тени подозрения?
– Как можно! – всплеснул руками хитроумный армянин. – Бузург-Умид, ныне правая рука шейха Гассана, сделал все возможное, чтобы звезда графа Антиохийского закатилась навсегда. И ему это удалось, с моей помощью, разумеется.
– Ты уже стал даисом Сирии? – спросил Михаил, жестом приглашая гостя к столу, вокруг которого суетились слуги.
– Пока нет, – скромно потупился Андроник, – но, думаю, это случится в ближайшее время. Мне нужен Леон де Менг, я тебе писал о нем, протовестиарий.
Андроник в мгновение ока умял деликатесы, приготовленные заботливыми поварами для ублажения желудка хозяина, но Михаил этого даже не заметил. Протовестиарий просчитывал варианты возможного развития событий и прикидывал в уме, какую пользу он может извлечь из несчастья, приключившегося с одним из самых главных врагов императора Алексея.
– Я слышал, что виконт пользуется доверием графа Тулузского? – спросил Андроник, облизывая измазанные жиром пальцы.
– Ты это о ком? – поднял глаза на гостя удивленный хозяин.
– О Леоне де Менге.
– Да, конечно, – кивнул Михаил, – очень скользкий и наглый тип, этот твой Леон.
– Значит, мы договоримся, – удовлетворенно кивнул головой Андроник.
При упоминании имени благородного Раймунда мысли, беспорядочно роившиеся в голове протовестиария, выстроились в ряд словно по команде. Граф Тулузский вот уже несколько месяцев докучал императору Алексею и членам синклита своими бесчисленными просьбами. У Сен-Жилль не хватало сил, чтобы прибрать к рукам богатый Триполи, и он почему-то вообразил, что они есть у басилевса. Наивность благородного Раймунда воистину не знала границ, но в нынешней ситуации это будет как нельзя кстати.
– Благородного Боэмунда следует вырвать из рук сельджуков, – вслух произнес Михаил.
– Не понял, – честно признался Андроник.
– Герой крестового похода, освободитель Гроба Господня таится в неволе, а тысячи его соратников бесчинствуют в Византии.
– Вообще-то Боэмунд не участвовал в штурме Иерусалима, – напомнил рассеянному протовестиарию гость.
– А какое это имеет значение, – махнул рукой Михаил. – После взятие Антиохии его имя прогремело по всей Европе.
– Это правда, – охотно согласился Андроник.
– А где сейчас находится Боэмунд?
– В Нискаре, – пояснил портной. – Это хорошо укрепленный замок в горах Кападокии.
– А почему не в Багдаде? – нахмурился Михаил.
– Пусть будет Багдад, – не стал спорить с сановником Андроник.
– Поход возглавит граф Тулузский, тоже герой, тоже освободитель Гроба Господня.
– Маленькая закавыка, – напомнил хозяину гость. – Сен-Жилль терпеть не может Боэмунда и даже считает его личным врагом. По-моему, Гуго Вермондуа более подходящая кандидатура.
– Благородный Гуго возглавит арьергард, – отрицательно покачал головой протовестиарий. – Басилевс озабочен ситуацией, сложившейся в Киликии, и будет совсем неплохо, если часть крестоносцев двинется именно туда.
– Не хочу тебе льстить, протовестиарий, но ты один стоишь целого синклита. Счастлив тот басилевс, у которого есть такой умный сановник.
– Я тоже так думаю, Андроник.
Граф Тулузский потихоньку впадал в отчаяние. Он почти полгода провел в Константинополе, но не добился практически ничего. Алексей Комнин, еще недавно выказывавший Сен-Жиллю лестное внимание, ныне даже не удосужился его принять. Справедливости ради следует заметить, что за спиной благородного Раймунда три года тому назад была хорошо снаряженная армия, а ныне он явился в Константинополь как проситель, пусть и овеянный славой, но не имеющий ни сил, ни средств для того, чтобы заявить о себе в полный голос. Верный Годфруа де Сент-Омер посоветовал графу вернуться в Европу. Сен-Жилль ответил ему взглядом, полным ярости и боли. Увы, обет, торжественно принесенный благородным Раймундом, на виду у многих людей, в присутствии папы Урбана, ныне повис тяжелыми веригами на шее незадачливого графа. Сен-Жилль публично поклялся, остаться в Святой Земле до самой своей кончины, дабы рука сарацина больше никогда не касалась драгоценных для всех христиан реликвий. По мнению Сент-Омера граф поступил опрометчиво, но если он обратиться к папе с просьбой, освободить его от клятвы, то Пасхалий непременно пойдет ему навстречу. В конце концов, Иерусалим взят, Гроб Господень обрел своего достойного хранителя в лице Готфрида Бульонского, так в чем же вина Сен-Жилля, если выбор баронов пал не на него.
– Разумно, – поддержал Годфруа шевалье де Пейн. – Ты, благородный Раймунд, сделал для святого дела больше, чем кто-либо из нас, и слава о твоих подвигах не померкнет в веках.
– Это верно, – с охотою подтвердил виконт де Менг, расторопный лотарингец, приставший к свите Сен-Жилля уже в Константинополе. Благородный Раймунд презирал «веревочника», бежавшего из Антиохии на виду у армии Кербоги, но почему-то терпел его подле себя и даже сажал за свой стол. Возможно, причиной тому были важные сведения, которые лотарингец, прижившийся в Константинополе, неизменно поставлял графу. Именно от Леона Сен-Жилль узнал о рождении у Гуго Вермондуа бастарда и от души порадовался за старого соратника по крестовому походу. Положение графа Вермондуа было, пожалуй, еще более скверное, чем у Сен-Жилля. Благородный Гуго, посланный вождями похода за помощью к Алексею Комнину, оказался без вины виноватым. И помощи от хитрых византийцев не дождался, и не выполнил взятую на себя клятву. Он так и не добрался до Иерусалима, куда так стремился попасть. Ходили упорные слухи, что король Филипп намеревается объявить своего брата клятвопреступником, чтобы прибрать к рукам его земли. Конечно, графство Вермондуа лакомый кусок, но должен же быть предел подлости даже для королей.
– Граф Гуго уже дал слово благородной Иде Австрийской, что примет участие в новом походе и разделит с ней все трудности, кои выпадут на долю новых крестоносцев, – сообщил с кривой ухмылкой Леон де Менг.
– Достойный поступок, – строго глянул на виконта Гуго де Пейн.
– Вне всякого сомнения, – спохватился Леон. – На благородную Иду весть о пленении сельджуками Боэмунда Антиохийского произвело столь тягостное впечатление, что граф Вермондуа поспешил вселить в нее уверенность и бодрость.