Старец Горы
Шрифт:
– Где атабек? – грозно надвинулся на него Омар.
– В своих покоях.
Бек убил старого евнуха ударом кулака и, перешагнув его труп, двинулся вверх по лестнице. Вслед за ним пошли только два франка, остальные остались стеречь вход. Даншименд не любил, когда посторонние тревожили его по ночам, а потому не держал охранников во дворце, целиком полагаясь на слуг и свое умение обращаться с оружием. Гвардейцы размещались в соседнем здании, неподалеку от конюшни и, похоже, даже не подозревали об опасности, грозящей их хозяину. На миг Омару показалось, что у него есть шанс, избавиться от опеки франков и тем самым спасти жизнь не только себе, но и атабеку. Его рука опустилась на рукоять меча, но тут же бессильно разжалась, когда он услышал шепот у самого уха:
– Зажги светильник.
Возможно, атабека разбудил
– Это ты, бек.
Омар нанес Даншименду только один удар, но этот удар оказался роковым. Эмир Мосула захрипел перерубленным горлом, сабля выпала из его разжавшихся пальцев и со звоном покатилась по мраморному полу. Несколько долгих мгновений Даншименд выпученными глазами смотрел на своего убийцу, а потом рухнул навзничь, словно дуб под ударами стихии.
Наверное многочисленные рабы атабека догадывались, что в доме происходит неладное, но никто из них не рискнул вмешаться в ход событий. Десять испуганных и полуодетых женщин едва не подняли крик при виде мужчин, ворвавшихся к ним среди ночи, но смуглолицый вовремя приложил палец к губам. Зато заплакали младенцы, которых матери держали на руках. Омар со страхом ждал, что гвардейцы, наконец, очнутся от сна и скажут свое веское слово. В конце концов, шестерым франкам не устоять против двадцати сельджуков.
– Десяти, – тихо поправил его Андроник. – Вспомни их товарищей, оставшихся на дороге.
Омар скрипнул зубами и с трудом пересилил желание, ударить кулаком в бледное как мел лицо Андроника. Но армянин, кажется, не заметил ни его гнева, яркими красками написанного на лице, ни дикого страха, притаившегося в глазах. Франки погрузили женщин в заранее приготовленные повозки и покинули осиротевшую усадьбу.
– Почему не проснулись гвардейцы? – задал вслух Омар, давно мучавший его вопрос.
– Хватился, – ощерился в его Андроник. – Потому что сон их вечный. Франки уже спели им колыбельную. Не бойся, бек, живых свидетелей не осталось.
Глава 8 Битва при Харране.
Сиятельный Михаил узнал об освобождении Боэмунда от нотария Никодима, обосновавшегося в Антиохии. Удар, что называется, был нанесен под самый вдох, но у протовестиария еще теплилась надежда, что деньги, предназначенные для выкупа нурмана, Андронику удалось сохранить. Конечно, операция была очень рискованной, и Михаил отдавал себе в этом отчет, зато ее успех сулил протовестиарию такие выгоды, от которых у него кружилась голова. По сути, он передавал в руки басилевса не Боэмунда, а Антиохию, и уж, конечно, божественный Алексей по достоинству оценил бы его усилия. Теперь все надежды Михаила пошли прахом. Такого провала император Византии протовестиарию не простит. Басилевс уже перебросил в Селевкию и Корикос более десяти тысяч пельтастов во главе с дуксом Монастрой. По мнению синклита, этого было вполне достаточно, чтобы овладеть Киликией, а потом вторгнуться в Северную Сирию и прибрать к рукам Антиохию. Одним мощным и хорошо рассчитанным ударом империя возвращала себе земли, утерянные несколько десятилетий назад, и для византийцев открывался путь к Триполи и Иерусалиму. Нельзя сказать, что с освобождением Боэмунда обширные замыслы Алексея Комнина потерпели крах, однако ситуация сильно осложнилась, и это Михаил вынужден был признать. Наглый и вечно пьяный дукс Монастра не постеснялся высказать протовестиарию, что доблестные солдаты империи думают о столичных штучках, путающихся у них под ногами. Сиятельный Михаил по приезде в Селевкию, действительно занял лучший здешний дворец, где проживал до него эпарх Евсевий. Но не в хижине же, в конце концов, ютиться любимцу императора! К сожалению, удача отвернулась от Михаила, а вместе с нею улетучилась и благосклонность басилевса. Протовестиарий вдруг с ужасом осознал, что он застрял в этой жуткой дыре, расположенной на берегу Средиземного моря, надолго, а возможно и навсегда. Во всяком случае, дукс Монастра дал ясно понять Михаилу, что в Константинополе его не ждут, ибо в столице империи и без него хватает дураков и неудачников. Разумеется, Монастра, каким бы наглецом он ни был, действовал не по своему почину. Император уже знал о возвращении Боэмунда в Антиохию и успел выказать синклиту свое недовольство. Скорее всего, он прямо назвал имена виновных в провале важной миссии, среди которых одним из первых прозвучало имя Михаила Тротаниота. Протовестиарий без споров уступил дворец эпарха дуксу Монастре, а сам перебрался в дом знакомого купца, дабы в этой скромной обители предаться скорбным размышлениям. Алексей Комнин славился своей щедростью в отношении преданных людей, но он никогда и никому не прощал промахов. Это протовестиарий знал едва ли не лучше других и теперь мучительно искал выход из создавшегося положения. Луч надежды мелькнул перед затуманенным слезами взором несчастного Михаила, когда он увидел Андроника, колобком катившегося по усыпанной песком дорожке сада. Увы, протовестиарий ошибся в этом человеке, и эта страшная ошибка обернулась для него не только опалой, но и разорением. Возможно, Михаил убил бы расторопного армянина здесь же под яблоней, но у него не оказалось под рукой оружия, а душить людей голыми руками протовестиарий еще не наловчился. К тому же у него закружилась голова, и он добрался до садовой беседки только с помощью того же Андроника, не бросившего старого знакомого в беде.
– Я уже держал Боэмунда в руках, протовестиарий, – зачастил Андроник. – Можешь ты оценить всю степень моего разочарования, когда на меня из темноты навались демоны, вырвавшиеся из преисподней.
– Жаль, что они не утащили тебя с собой, – простонал Михаил, с трудом обретая себя после случившегося удара.
– Я оценил твою шутку, протовестиарий, но и ты должен меня понять – все можно просчитать, но только ни появление крестоносцев на улицах Багдада.
– Каких еще крестоносцев? – не понял Михаил.
– Твоих хороших знакомых, – усмехнулся Андроник. – Глеба де Руси и Венцелина фон Рюстова.
– А что они там делали?
– Убили атабека Мосульского, – вздохнул рафик.
– Неужели Даншименд мертв! – не поверил потрясенный Михаил. – Победитель крестоносцев под Констанмом и Иконием!
– Говорят, халиф пришел в ужас, узнав об этом чудовищном преступлении. Впервые за многие десятилетия ворота Багдада были закрыты наглухо. К сожалению, убийц поймать не удалось. Но нет худа без добра, протовестиарий, поход, затеваемый султаном Мухаммадом и атабеком Даншимендом, не состоится, следовательно, у басилевса развязаны руки и здесь в Киликии, и в Северной Сирии.
– Ты уверен в этом? – насторожился Михаил.
– А какие в этом могут быть сомнения, – развел руками Андроник. – Эмиры уже покинули Багдад и вернулись в свои города.
Весть, принесенная армянином, показалась Михаилу важной. Следовало сообщить о ней басилевсу, чтобы хоть как-то обелить себя в его глазах. Отказ Багдада от активных действий в Киликии, Кападокии и Северной Сирии в создавшейся ситуации будет на руку Византии.
– Редкостное невезение, протовестиарий, невероятное стечение обстоятельств, – продолжал захлебываться в словах Андроник. – А знаешь, кто виноват в нашей оглушительной неудаче? Гуго Вермондуа, да икнется ему на том свете!
– С ума сошел? – недоверчиво покосился на рафика Михаил.
– Гуго перед смертью взял с Глеба де Руси клятву, что тот не оставит в беде его любовницу и бастарда. И этот безумец, я имею в виду Лузарша, сдержал слово, данное графу. Заодно он и его приятели отправили на тот свет атабека Мосульского, надежду всего мусульманского мира, и освободили Боэмунда Антиохийского, самого лютого врага божественного Алексея.
– Так им не нужен был Боэмунд? – удивился Михаил.
– Говорю же тебе – случайность. Нелепое стечение обстоятельств. Страшно, между прочим, огорчившее благородного Танкреда, который палец о палец не ударил, чтобы выкупить своего дядю. Зато расторопный граф Галилейский бросил в тюрьму благородного Раймунда Тулузского, обвинив его в поражении крестоносцев.
– Об этом я знаю, – вздохнул Михаил. – Жалко Сен-Жилля. Он один из немногих вменяемых людей среди франков.
– Поздно его жалеть, – махнул рукой Андроник.
– Неужели благородный Раймунд умер?! – ужаснулся протовестиарий.
– Боэмунд выпустил графа Тулузского на свободу, взяв с него клятву, что тот никогда не будет претендовать на земли в Северной Сирии. По моим сведениям, Сен-Жилль собирается захватить Триполи, было бы не лишним со стороны басилевса, выразить ему свою поддержку.