Старьёвщик
Шрифт:
В первый же свой выходной день, который выпал на субботу, я пролез в город прошлого и отправился в сторону центра. Было раннее утро, заспанные и похмельные прохожие только-только вылезали из своих лежбищ: кто — на огород, кто — за похмелом. Я предусмотрительно надел на себя шмотки тех времён, найденные мной на чердаке тёщиного огорода.
Пройдя по набережной реки, я завернул к центральному кварталу, чтоб вживую насладиться ностальгическими видами, среди которых прошло моё детство. Прямо вдоль улиц росли развесистые деревья: тогда их ещё не вырубили, чтобы сделать парковки для машин.
Бродя по этим родным сердцу улочкам, я не заметил, как ноги вынесли меня к месту, бывшему одним из самых ярких воспоминаний моей юности.
Не сомневаясь ни секунды, я в первый раз шагнул в свою юность. Там всё было как тогда! Те же лотки, та же дама с пирожками, даже имена некоторых торговцев всплыли в моей памяти, будто общался с ними только вчера! Перед расположившимся на эстраде лотком с большим ассортиментом радиодеталей висела всё та же милая табличка: «Дамы и господа! Убедительная просьба детали не п*здить!»
Я побродил по рядам, заново «познакомился» с некоторыми торгашами, посмотрел ассортимент на лотках, и вот тут-то мне и пришёл в голову гениальный план!
В отличие от большинства технических изделий, электроника практически не подвержена старению. В ней нет движущихся частей, изнашиваться там нечему. При правильной эксплуатации, при исключении перегрева, такая техника может служить практически вечно. Что, разумеется, невыгодно её производителям, заинтересованным в как можно более частых продажах. Тогда появилось понятие «моральное устаревание» — когда вполне себе рабочий компьютер перестаёт отвечать системным требованиям новых версий программ. Если какому-нибудь простому текстовому редактору образца девяностых годов для комфортной работы хватало одного мегабайта оперативной памяти, то через двадцать лет тот же самый редактор требует уже от одного гигабайта, то есть, в тысячу раз больше. При этом, функции у него остались ровно те же: набор текста. Таким образом, абсолютно исправные компьютерные комплектующие десяти-двадцатилетней давности лежат теперь на пыльных полках как несоответствующие системным требованиям. То есть, морально устаревшие, но вечно юные физически.
Я решил дать им вторую жизнь: вернуть их в то время, когда их возможностей хватало на все задачи. В моём доме был шкаф, где я бережно хранил старое компьютерное железо: использовать негде, а выкинуть жалко. Каждые полгода жена закатывала мне скандал по поводу занятия полезной жилплощади, но каждый раз я с боем спасал эти железки от помойки. И вот, наконец, мои усилия были вознаграждены! В очередную субботу я доверху набил свой рюкзак железом, выпущенным примерно до смены тысячелетий, и отправился торговать. Цены я не заламывал, торговал скорее для души, а не для обогащения. Разбирали у меня обычно всё.
По будням я тоже ходил через «щель эпох», но уже в ювелирный магазин: на старые рубли покупал золото и носил его в наше время. Продавать его я пока не спешил, это всегда успеется.
Но вскоре случилось то, что должно было рано или поздно случиться: у меня закончились комплектующие, выпущенные до миллениума, и остались более новые, с датой производства с нулевого по десятый годы. То есть, существовать в девяносто седьмом они не могли, и у покупателей могли возникнуть резонные вопросы. Тогда я, во-первых, придумал легенду про знакомых воришек на китайском заводе, которые проносят самые свежие новинки и контрабандой отправляют мне. А во-вторых, мне потребовался человек в прошлом, который был бы посвящён в мою тайну, для того, чтобы рекомендовать мне надёжных покупателей, которые не проболтаются и не расскажут обо мне кому надо. Точнее, кому не надо.
В девяностые годы межличностные коммуникации начинались с совместного распития алкогольных напитков, а не с добавления в друзья «вконтакте». И симпатия к собеседнику выражалась налитыми стаканами, а не лайками. После пары «полянок» выбор мой пал на Степана: во-первых, он — большой ценитель фантастической литературы. Я был у него дома (продолжали начатое на поляне) и просто офигел от коллекции книг, занимавшей полку во всю стену. Противоположную же стену занимала точно такая же коллекция книг по медицине. Я решил, что такой начитанный человек вполне может мне поверить, особенно, если предоставить ему доказательства. Вторым же аргументом в пользу его кандидатуры стал тот факт, что Стёпа — прожжённый алкоголик. Если он вдруг захочет передать мою тайну третьему лицу, то вероятность того, что лицо это не поверит Степану, списав его слова на алкогольный бред, была близка к единице.
В очередные посиделки у него дома я подождал, пока он достигнет нужной кондиции, не слишком трезвой, но и не слишком пьяной (чтобы понять, что я ему говорю, но не быть при этом очень критичным к моим словам), и рассказал ему всю историю. В доказательство я показал ему свой смартфон и ещё пару гаджетов, которых тогда даже в проекте не было.
— А ты сразу показался мне каким-то засланцем-попаданцем, — спокойно ответил Степан. — Не знаю, почему. Поведение у тебя какое-то… Не современное, что ли…
С того дня мы работали в паре, как я и планировал. Стёпа, разумеется, просил сводить его в моё время, чтоб взглянуть своими глазами на «светлое» будущее, но я объяснил ему, что с той стороны «щели» находится режимный объект, и посторонний будет сразу замечен и пойман. Сказать, что Стёпа приуныл — ничего не сказать. В качестве компенсации я принес ему планшет с кучей фото и видео, показывающих наш дивный новый мир со всех сторон.
Выходные за выходными я ходил на радиорынок, торговал старьём, общался с людьми, заводил новые знакомства. Я всё сильнее влюблялся в этот волшебный живой город и в прилетевшую в него недавно погостить рыжую девчонку-осень. Но с каждым разом всё сильнее в моей голове звенела мысль, что всё, чем я здесь занимаюсь — это не основная цель моих странствий во времени. Раз за разом я анализировал всё, о чём я мечтал многие годы, о чём жалел, чем занимался, а чем — не смог. И до меня дошло! Один конкретный человек. Один короткий разговор сможет расставить все точки над «ё» и разрешить кучу вопросов, что мучали меня много лет. И, если я ничего не путал, этот человек должен появиться на рынке довольно скоро. С тех пор я каждый раз брал с собой вещи, предназначенные для него.
Мой желанный собеседник появился ближе к ноябрю. Выпавший ночью первый снег к утру растаял, оставив после себя слякоть вперемешку с опавшей листвой. Сутулый парень-подросток шлёпал по этой серо-жёлтой каше старыми сношенными кроссовками, неспешно передвигаясь вдоль лотков с товаром. Он с нескрываемым восхищением рассматривал ассортимент у каждого продавца, и в его глазах читалось, что зашёл он как нельзя кстати, и каждая железка представляет для него огромный интерес.
С таким же интересом он подошёл и к моему лотку, абсолютно не глядя на меня. Степан, стоявший рядом, переводил взгляд то на его лицо, то на моё, и кажется, начал о чём-то догадываться.
Наконец паренёк, повертев в руках одну деталюшку, поднял взор на меня, вгляделся в моё лицо и замер как вкопанный. Он не мог не узнать меня.
— Ты… — ошалело промямлил парень.
— Ты! — подтвердил я.
— Но как…
— Пойдём, я всё объясню. — Я попросил Стёпу покараулить мой товар, и мы с моим новым приятелем пошли прочь с танцплощадки, чтобы поговорить без лишних ушей.
Пока мы шли к знакомому месту обмена эксклюзивным товаром, я рассказал ему о том, как я появился здесь, а также некоторые факты из нашей с ним биографии, которые мог знать только он. Ну то есть, я в его возрасте. Когда дошли, я показал ему свои паспорт и водительские права. Он долго разглядывал их, сверяя мою дату рождения со своей.