Стархэвен
Шрифт:
На него уставилось измученное, изнуренное лицо тридцатилетнего мужчины, который уже много лет катился по наклонной плоскости. Его глаза, в которых когда–то светился ум, сейчас казались робкими и жалкими, как у загнанного в угол животного. Его лицо загорело и обветрилось в скитаниях по пляжам этого района планеты Мульцибер, «Свободного Рая Вселенной», как утверждали рекламные проспекты Галактической Федерации Планет, столицей которых была Земля.
Чудно, подумал он. На первый взгляд казалось, что со вчерашнего дня не произошло ничего примечательного. Еще утром он занимался кустарщиной, поскольку
Но сегодня, в день, когда Мантелл решился покинуть Мульцибер, он был уже другим человеком.
Он бежал от закона. Его преследовала полиция.
Мантелл всегда считал себя человеком разумным, законопослушным, уважающим права других людей, и не из страха, а из–за врожденной порядочности. Собственно, это было последнее, что у него оставалось, — малая толика самоуважения, которая большинству остальных казалась лишь блажью, причудой. Рядовой обыватель Джо, который никогда не ищет приключений на свою голову, но и не позволяет другим наступать себе на ноги.
Однако на этот раз ему действительно пришлось туго. И не было возможности вернуться к прежней жизни.
Почти сразу же по прибытии на Мульцибер Мантелл и думать забыл о скором отъезде, откладывал его на потом, поскольку ехать, собственно говоря, было некуда. Жизнь здесь была простая: отойди на несколько ярдов в теплое море, и все сорта вкуснейших рыб и моллюсков к твоим услугам, лови хоть руками, хоть сетью. Душистые сочные плоды на любой вкус растут на деревьях круглый год, и никаких тебе забот, кроме главной — о безопасности собственной жизни. Но она возникла только теперь.
Если Мантелл собирается выжить, ему придется подсуетиться. И немедля. А это значит, что он поставит еще одну галочку в списке своих преступлений. Ему требуется украсть звездолет. Он знал, как это сделать. И где найти убежище.
Стархевен… Майк Брайсон, бродяга, известный всему Мульциберу, рассказал Мантеллу о Стархевене. Это было несколько лет назад, задолго до того, как грязекул перекусил Брайсона пополам во время ловли жемчужниц. Брайсон говорил:
— Когда–нибудь, если меня сильно прижмут, я украду звездолет и улечу на Стархевен.
— Стархевен? А что это такое?
Брайсон усмехнулся, скривив лицо и показав свои желтые зубы.
— Стархевен — планета красного сверхгигантского солнца, под названием Нестор, искусственная планета, созданная двадцать — двадцать пять лет назад парнем по имени Бен Зурдан, — Брайсон понизил голос. — Он создал ее для людей вроде нас, Джонни. Людей без роду, без племени, которые не могут сбежать или укрыться от организованного общества. Жулики, бездомные, нищие, бродяги могут отправиться на Стархевен и получить приличную работу и кров над головой. Это место по мне, и однажды я туда обязательно отправлюсь.
Но Майку Брайсону не суждено было это сделать. Мантелл пытался вспомнить, сколько лет назад они вытащили с отмели обескровленное тело Брайсона. Три года? Четыре?
Мантелл уронил голову на руки и постарался сосредоточиться. Разве можно теперь, спустя столько лет, представить себе тот день, если с трудом вспоминаешь, что было позавчера или месяц назад, и все воспоминания кажутся нудным сном.
Двадцатичетырехлетнему технику «Клингсановых защитных экранов» казалось, что весь мир лежит у его ног. Он был в зените благополучия — так по крайней мере он думал. Энтузиазм и энергия буквально сочились из его пор. И вдруг в нем проснулась роковая страсть — изобретательство. Он знал себе цену, может, даже слишком хорошо знал.
Вся беда была в его безграничной вере в себя и свой талант изобретателя, сделавший его чересчур заносчивым, в его нежелании склонять голову, лгать и изворачиваться. В то время клингсановые установки были немеханизированны. Требовались специальные сверхтяжелые прессы из новых сплавов, особые глушители и электронное оборудование. На все это требовались изрядные средства. Возможно, если бы Джонни поработал над своими изобретениями еще пару лет, а потом представил их на Совет директоров, то…
В горячую минуту Джонни высказал своему хозяину все, что думал. Пришлось уйти работать на заводик поменьше, но там он тоже перессорился со всеми в дым, после того как отказались внедрять его изобретения. И тогда он нашел решение всех своих проблем. Один–два глотка позволяли ему расслабиться, а от четырех — шести работа спорилась лучше. Хозяева не возражали. Вскоре он уже глушил на работе по кварте в день.
Из–за пристрастия к спиртному он бросил работу, бросил Землю, умчался в пьяном угаре через всю галактику на Мульцибер, где по двадцать часов в день светит солнце, а температура круглый держится около семидесяти градусов по Фаренгейту. Это был настоящий туристский рай, где человек вроде Джонни Мантелла мог стать совершенно бесхребетным и жить день за днем без трудов и забот, будто в полусне, попусту транжиря время.
Так он провел семь лет…
Это случилось ранним утром. Два лимонно–желтых солнца поднялись в шоколадном небе, и маленькие жарочертики затанцевали над раскаленным песком. Несколько ярдов белого песчаного пляжа, а дальше — до самого пустынного горизонта — протянулось спокойное море. Вокруг в прозрачной воде плескались туристы с Земли и других богатых миров галактики, а чуть дальше от берега они занимались охотой на грязекулов, громожаб и прочую местную живность. Пловцы ныряли и гонялись за добычей в каскадах сверкающей воды. Некоторые брали пульвиграторы, другие предпочитали обычные весельные лодки.
В тот день Мантелл принес в казино свой товар: морские раковины, кораллы, всякие побрякушки, которые он предлагал богатым туристам, наводнившим фешенебельное Северное побережье Мульцибера. Не успел он пробыть в казино и двух минут, как кто–то окликнул его громовым голосом:
— Эй, ты! Поди сюда! Живо!
Мантелл тупо уставился перед собой. Так уже было заведено на Мульцибере — если ты нищий бродяга, тобой помыкает каждый, кому не лень, а раз уж сам взялся разносить товары, то молчи и терпи. И если хочешь всегда вертеться около туристов — умерь свою гордость и спрячь ее в карман. Мантелл старался избегать неприятностей. Ему оставалось только сказать как можно спокойнее: