Старик
Шрифт:
– Принято, ждите, – прозвучало в трубке, и запищали частые гудки.
В милицию пора звонить. Он набрал «02» на телефоне. Девка за спиной звонко сморкалась в салфетки и жалобно всхлипывала. Шел гудок за гудком, но трубки никто не поднимал. Совсем обленились, взяточники!
Наконец в трубке щелкнуло, приятный женский голос осведомился о его персоне и о причине вызова. Старик церемонно назвал свои должность, фамилию, имя и отчество, сообщил адрес и пожаловался на хулигана, упомянув о потерпевшей.
– Вызов принят. Ждите экипаж патрульно-постовой службы.
Парень все так же стоял у
Дед налил из чайника воду в кружку и принес ее икающей девке. Она уже не плакала, но губы у нее дрожали по-прежнему, да она вообще вся дрожала. Вот непутевая. Тут солнце только пригревать стало, а она уже с голыми коленками по улицам прыгает, да и курточка совсем коротенькая. Наверное, чтобы пирсингами своими сверкать. Это ж надо, моду какую вывели. Пупки себе прокалывают! В стародавние времена только патлы да клеши носили, чтобы выпендриться, теперь уж и резать да колоть себя стали. А что дальше будет? Руки-ноги отрезать начнут для оригинальности?
Старик услышал звук открывающихся дверей лифта. По плитке лифтового холла звонко зацокали женские каблучки.
Он суетливо выглянул в окно. Мимо него быстрым шагом прошла молоденькая фифа из самой дорогой квартиры всего жилого комплекса.
– Здравствуйте! – поздоровался с ней старик.
Фифа демонстративно проигнорировал его. Он не обиделся. Его это даже не задело. Уже после первого месяца работы на этом месте он отгородился своим стеклом от всякого негатива со стороны жильцов. Старик будто смотрел сериал, который шел на громадном экране его окна. Люди играли там роли плохих и хороших, добрых и злых персонажей. Без негодяев и злодеев сериал был бы пресным и скучным. Фифа играла роль высокомерной противной особы с мерзким характером.
Как и любой из зрителей сериала, он всегда старался предугадать события, которые произойдут. Он пытался разгадать каждого персонажа – как кроссворд или ребус. Ему было интересно. Со временем он начинал подмечать такие тонкости, которых не замечали окружающие. Допустим, он знал, что бизнесмен с четвертого этажа воспитывает не своего сына. Его жена согрешила с его же самым близким другом. Никто не знал, а старик знал, то есть догадывался. Мальчик был очень похож на мать, но нос… Нос был точной детской копией носа лучшего друга бизнесмена. Старик еще в молодости заметил, что близкие родственники похожи носами. Человек худеет и толстеет, отращивает усы и бороду, однако нос у него меняется незначительно.
Сейчас консьерж смотрел на спину фифы в яркой спортивной жилетке.
– Девушка, – он не помнил, как ее зовут, – там хулиган за дверью опасный. Я милицию вызвал.
Она смерила его презрительным взглядом высшего существа и пошла дальше.
– Он девушку чуть не убил. Преступник там, – успел крикнуть он ей вослед.
Старик недолюбливал высокомерную особу, но не хотел, чтобы с ней что-нибудь случилось.
Дамочка замерла прямо перед самой дверью. Она раздраженно развернулась на каблучках, бросила на него уже гневный уничтожающий взгляд, как будто это он притащил туда пьяного хулигана специально для нее.
– Так вот не сказал бы этой мамдели про хулигана – вот попрыгала бы она тогда, – пробурчал старик себе под нос. Слово «мамдель» он подобрал из лексикона завсегдатаев приподъездных скамеек его старого дома, которые в любую погоду сидели там как куры на насесте, перемывая кости соседям и родственникам. Сплетницы еще любили обсуждать сериалы и здоровье, но перемывание костей и наклейка ярлыков стали для них неким высшим служением на этом свете.
Мамдель опять молча процокала по плиткам пола мимо него в сторону второго выхода.
– Там тоже хулиганы, но их там человек пять. Наркоманы, по-моему.
– А вы чего тут сидите? Я опаздываю! Вам за что деньги платят? Будьте любезны выполнять свои обязанности. Боже мой! Проклятая Рашка! А еще говорят, что страна европейского уровня.
Фифа остановилась прямо перед ним.
– Делайте же что-нибудь! Я не собираюсь по вашей милости опаздывать. У меня запись. Понимаете?
Ответить он не успел. Запищал домофон, послышалась возня и ругань:
– Да чтоб тебя!.. Отвяжись… – Дальнейшие звуки были из уличного лексикона.
В подъезд заскочил композитор Лернер. Франтоватое короткое пальто на нем было испачкано грязью и кровью. Очки слетели с головы и покатились по полу.
– Безобразие! Что тут творится?! От бомжей уже житья не стало. Скоро из своих помоек на кухню ко мне переберутся.
Он на ходу вытирал окровавленную руку. Плотный, коренастый, весь заросший волосами, Лернер напоминал сейчас разозленного медведя, которого нарядили в дорогие шмотки и лакированные туфли. Он даже очки с пола не поднял от возмущения.
– Вы почему такое допускаете? На меня напали прямо у дверей моего дома, – наскочил он на деда с другой стороны.
– Я уже милицию вызвал… – Старик оторопело попятился внутрь своего аквариума.
«Эх, плакала моя работа. Выпрут, как пить дать», – подумал он. Зная склочный характер обидчивого деятеля искусств, Федор Ефимович не сомневался, что его с шумом и помпой выпрут из штата консьержей ТСЖ, чтобы ублажить пылающего праведным гневом Лернера.
А работал старик здесь уже больше пяти лет. В те далекие времена, разжалобив кадровичку, он убедил ее скинуть ему пять лет при устройстве на работу. Сейчас ему было уже семьдесят, но он всегда выглядел моложе своих лет. Развеселило, когда его поздравили с 65-летием и вручили грамоту за безупречную службу на протяжении пяти лет. Три знаменательные даты как-никак: 70-летие, 65-летие и 5-летие безупречной службы. Анекдот, одним словом. Кадровичка давным-давно уволилась, а карточка Т-1 у него в личном деле так и осталась прежней. Да на консьержей вообще мало внимания обращали.
– А если у меня заражение крови будет? Или этот сумасшедший больным каким-нибудь окажется? Вы за это отвечать будете? – Композитор махал своими толстыми волосатыми окровавленными пальцами перед лицом старика. – Да я вашу контору дяди Никанора по миру пущу. Руки – это мой инструмент. Они бесценны. Вы можете это понять?
– Да что они вообще понимать могут? Бездарный народ, элементарную охрану организовать не могут. Вот в Швейцарии… – вторила композитору фифа.