Старинные Чешские Сказания
Шрифт:
Лишь в суровую зимнюю пору не собирались молодцы вокруг каменного стола на Краловой Голе. С ранней весны до студеной зимы выходили они на особую охоту. Водил их Яношик отбирать у панов неправедно нажитое богатство, бороться с несправедливостью, защищать бедных, обездоленных земляков. Всем сердцем жалел словак Яношик свой томящийся в тяжелом рабстве народ. И если не мог помочь ему выйти из неволи, то хоть мстил за него.
Были и свои счеты у Яношика с панами. Вдоволь натерпелись и он и отец его жестокого насилия и горя. Так и не видал старик счастья за всю свою долгую жизнь. Одно горячее желание было у старого газды [58] : чтобы жилось сыну лучше, чем ему
58
Газда (словацк.) — крестьянин, хозяин.
Не понравилось его милости, вельможному магнату, что задумал крестьянин сделать своего сына паном, разгневался он, что уйдет Яношик из-под его власти, и стал притеснять старого газду как только мог. А власть магната в то время не знала предела. Чинил он произвол и обиды людям, а управы на него не найдешь. Никто не смел карать вельможного пана.
Бывало только возьмется отец Яношика за неотложную работу на своем поле, а уж зовут его – бросай все да беги на барщину. И, как назло, только придет самая пора либо косить, либо сено сушить, либо снопы убирать, глядишь – уж бежит за ним панский гайдук. А на барщине держат до тех пор, пока свое сено промокнет да сопреет, а хлеб перезреет. Тяжелым испытанием была для старика и десятина [59] . Никак не мог он угодить пану, все было тому не по вкусу. Привезет бывало старый газда кур либо гусей, глядишь – гонят его из замка, говорят, что, мол, худа и мала птица, давай пожирней да покрупней.
59
Десятина — здесь: десятая часть урожая и приплода скота, которую крестьяне обязаны были отдавать помещику.
И так и сяк притеснял и мучил пан старого газду, но ради сына тот все терпеливо сносил. А когда подчас становилось невмоготу и приходила горькая мысль, что не избыть ему тяжкой доли, утешался старик думами о Яношике: не будут паны властны над сыном, сам он паном будет. Не забудет тогда Яношик своего отца. Даст ему хоть перед смертью пожить на покое…
Яношик учился охотно; легко давалась ему наука. Но вдруг пришел конец его ученью. Из родной деревни приехал человек с вестью, что мать лежит в тяжелом недуге, что близка ее смерть. Просит она, чтобы поспешил он домой: хочет старушка проститься с единственным сыном.
Исполнился тогда Яношику двадцать один год. Не мешкая, пустился он в путь. Вот перед ним и родная деревня. Но лишь только перешагнул он порог, лишь только свиделся с матерью, как следом за ним вошел загорелый панский гайдук с черными усами и приказал строго-настрого, чтобы с утра старый газда с сыном-студентом явились на барщину: сено сушить.
Убитый горем, Яношик едва расслышал слова гайдука, но старик хорошо его понял и, хоть всегда шел на барщину беспрекословно, на этот раз медлил. Ведь жена при смерти, того гляди умрет. Гайдук видел это своими глазами. Авось, доложит в панской канцелярии. Уж если по такой причине не придет один раз газда на работу, не могут за это взыскать с него строго. В первый раз ведь ослушался. А Яношик?.. Не для того вызвал он сына из города, чтоб работать на барщине. Да и студент он, скоро будет священником… И как уйти ему от умирающей матери? Должен же пан над ним сжалиться!
Но нет у панов жалости. В полдень опять примчался гайдук, но на этот раз не один, а с подручными. На глазах умирающей женщины с бранью и криком набросились они на старика и Яношика, схватили их, связали и поволокли в замок.
Там, в сводчатом покое, поджидал их пан – «земной бог». На приготовленных скамьях лежали связки ореховых прутьев. Увидев газду с сыном, он пришел в ярость. Крича и ругаясь, приказал он положить обоих на скамьи да покрепче прикрутить ремнями. А сам уселся на стул, скрестил ноги и, закурив трубку, стал покрикивать:
– А ну-ка, всыпьте им! Эй, эконом, считай! По сотне розог каждому, да погорячее! А ты, – обратился он к Яношику со злой усмешкой, – увидишь! Я тебе покажу латынь! Я тебя выучу на пана!
Начали гайдуки избивать их изо всей силы, без всякого милосердия. Недолго терпел старый газда; от лютой боли потерял он сознание, и не успел эконом насчитать сто ударов, как скончался в муках бедняга.
Сын побои выдержал, не мог только ни встать, ни повернуться от боли. Тогда бросили Яношика и его замученного до смерти отца на телегу с навозом и отвезли их в родную деревню. Мать еще дышала, но, увидев мертвого мужа и едва живого сына, вздохнула и умерла, сокрушенная горем.
А Яношик, как поправился и набрался сил, исчез из деревни. Не возвратился он в город, в школу, а тайно ушел в горы. Спрятали его там пастухи в своих уединенных шалашах. Тут-то и приключилось с ним дивное диво.
Однажды пошел он к роднику набрать ведро воды. Верный его пес, единственная память о родном доме, бежал за ним. Родник выбивался из-под скалы, заросшей кустами боярышника и диких роз. Пока хозяин черпал воду, пес бегал по зарослям. Вдруг он принялся так неистово лаять, что Яношик невольно повернулся и прислушался. Ему показалось, что в кустах кто-то плачет. Прикрикнув на собаку и отогнав ее, Яношик полез в кустарник.
Среди зарослей диких роз, как дивное видение, предстала перед ним прекрасная девушка в белой одежде. Поблагодарив Яношика за то, что он отогнал пса, сказала девушка, что исполнит любое его желание.
– Силы хочу! – недолго думая, воскликнул Яношик. Неспроста пожелал силы Яношик. Решил он наказать жестоких панов за все те обиды, что причинили они народу.
И дала ему горная дева пояс с волшебным корнем да валашку. В той валашке таилась сила целой сотни человек. И пока оставалась в руках у Яношика та валашка, никто не мог его одолеть.
С той поры начал Яношик мстить за себя и за исстрадавшийся словацкий народ. И прозвали бедняки Яношика и его вольницу добрыми хлопцами. Всюду принимали их, как желанных гостей, а в минуту опасности укрывали в горных шалашах и в деревнях. Когда же ударяли морозы и глубокие снега засыпали горы и долы, Яношик и его молодцы спокойно жили в домах у хозяев под видом работников.
Но лишь только бук начинал распускаться, уходили они в горы на «добычу»…
Не проливал Яношик человеческой крови. И сам не убивал и другим не велел. Нападали они лишь на богатых и сильных.
– Отдавай богу душу, а нам деньги! – кричали хлопцы, угрожающе сверкая оружием.
Чаще всего охотились они за жестокими панами и земанами. Выследив «добычу», Яношик выходил из засады и кричал громовым голосом:
– Поди-ка сюда, пан! Хватит тебе драть семь шкур с крестьян!
Панское добро Яношик делил по числу товарищей, на равные части. Свою долю он либо отдавал бедным и обездоленным, либо прятал в расселинах скал, пещерах и дуплах старых деревьев. Много у него было тайников, где хранились и деньги, и сукна, и разное оружие. Говорят, что немало кремницких дукатов [60] доброй чеканки закопал он в ямы, чтобы не попали они в руки ни панам, ни разбойникам.
60
Кремницкие дукаты — деньги, чеканившиеся на монетном дворе в городе Кремнице (Словакия).