Старое предание (Роман из жизни IX века)
Шрифт:
— Правильно, — тихо промолвил Пястун. — Но что же будет? Говорят, Лешек и Попелек ведут войска?
— Теперь уже не приходится толковать о выборах, — сдавленным голосом сказал Мышко, — кто больше народу соберёт, то и объявит себя князем… и будет владеть городищем.
— Зачем же того свергли? — спросил старик. — Ведь и он по такому же праву княжил.
— А как быть, если всякий в свою сторону тянет? Что лучше: чтобы немцы нас душили или чтоб скрутил свой?
Хозяин, понуря голову, помолчал.
— Делайте как знаете, но вече уважайте, — сказал он, наконец. — А что сталось с Попелеком и Лешеками, то может случиться и с другими.
— Я над собой никому не дам верховодить! — крикнул, вскидывая руку, Мышко.
С тем он и уехал, видимо в гневе.
На
Пястун сидел на крыльце, удивляясь про себя, что люди могут так сильно жаждать того, что было столь тяжким бременем, и радовался своей бедности, позволявшей ему не вступать в споры и оставаться в стороне.
Вече, слыхал он, не привело ни к чему, хуже того: те, что приехали друзьями, разъехались врагами, с обидой и ненавистью в сердце. Мышки особенно много нажили недругов и соперников, а Лешеки втихомолку радовались смуте, оттого что многие уже поворачивали к ним, говоря: «Пусть уж лучше княжит у нас старый род, только бы законы блюли».
Несколько дней в городище было пусто, зато бурлило и кипело по дворам.
Близился праздник жатвы. Тем, что верховодили прошлый раз, думалось, что теперь-то вече соберётся не напрасно и, наконец, состоятся выборы. Снова стали созывать собор на Гопле. Мышки, Лешеки и другие кметы разъезжали по своим, собирая кровников и друзей для совета и поддержки.
Многие уже отчаялись и не желали идти. Были и такие, что радовались отсутствию князя, ибо теперь не надо было платить дань, вносить отсыпщину и служить в городище, а когда им говорили о набегах, качали головой и уверяли, что немцам хватает дела дома и на Лабе, а до Варты не так-то скоро они доберутся.
Тем временем другие, полагавшие, что можно подкупить людей хлебом, пользуясь тем, что вновь назначенный день приходился в праздник, велели нагрузить возы мясом, калачами, мёдом и пивом и повезли с собой для угощения. Так сделали Мышки, а узнав об этом, Бумир и его приятели, не желая от них отставать, навалили что у кого было дома на возы и отправили в городище.
Сборище было не так многолюдно, как в первый раз, но выглядело более торжественно.
Люди, наученные уже опытом, держались теперь осмотрительнее и больше слушали, чем говорили, стараясь привлечь к себе сердца.
Старейшины как раз собирались начать вече, когда показался старый Визун: в руке он держал копьё и вид имел усталый, словно возвращался из дальнего странствия.
Старец снискал себе уважение людей не только опытностью и умом, ибо на долгом веку изъездил многие дальние страны и знал почти все славянские племена, изучил их законы и строй, обычаи и нравы всех общин и племён, живущих на Висле и Днепре и за Татрами — на Дунае, Лабе и Одере, а также на Белом море [56] — он обладал к тому же великим пророческим даром и способностью предвидеть и предвещать то, что должно было свершиться… К нему нередко обращались за советами, хоть он и не был на них щедр. Поэтому все радовались его приходу, надеясь, что своими речами он сумеет склонить к единодушию.
56
Белое море — так славяне называли реку Буг.
Едва он показался вдали, как Мышки и Лешеки вышли ему навстречу, однако не приступили сразу к разговорам о деле, а велели прежде поставить блюда с мясом, хлеб и напитки, приглашая всех покушать.
Расположились на земле, возле возов. Визуна усадили на почётное место и, приободрившись, стали угощаться. День выдался погожий, на редкость прекрасный, напитков всяких стояло великое множество, а начав пировать, и не заметили, как за трапезой прошла большая часть дня. Визун молчал. Мышкам казалось, что он был
Старик поглядел по сторонам и, подумав, начал:
— Для того и прибрел я сюда, чтобы принести вам истину — не от себя, а из того истока, откуда она идёт. Вновь совершил я странствие в святые места, дабы спросить, как нам спастись от беды. И вот я возвращаюсь оттуда. Был я далеко, был в храмах Святовида, Радегаста [57] и Поревита [58] , был в Колобжеге, Щецине, Ретре [59] и на священном острове ранов на Чёрном озере [60] .
57
Редегаст — божество славянских племён бодричей и ратарей.
58
Поревит — пятиликое божество, почитавшееся ранами.
59
Ретра — город, находившийся на землях, населённых славянским племенем ратарей.
60
Чёрное озеро — находилось на мысе Аркона (остров Ругия).
Владычествуют там боги, которым покоряется все наше племя, бодричи [61] и вильки так же, как лютичи [62] и поляне…
Нет у нас ни таких храмов, ни тех богов, что у редаров и ранов… однако и мы почитаем Ругевида [63] с семью обличьями и семью мечами, Триглава о трех головах, четырехликого Поревита с пятым лицом на груди и Святовида с четырьмя головами, которые смотрят на четыре стороны света…
61
Бодричи, ободриты — племя прибалтийских славян, обитавшее по побережью Балтийского моря от реки Травны до Висмарского залива.
62
Лютичи — см. прим. 37. Автор — неправильно различает лютичей и вильков.
63
Ругевид — семиликое божество у племени ранов, имевшее храм в Коренице на острове Ругия.
Туда я ходил, чтоб услышать вещее слово волхвов, и несу вам оттуда их прорицания.
Он обернулся, все молчали, только Мышко спросил:
— Но как вы добрались до Ретры?
— Кто же обидит беззащитного старика? — ответил Визун. — Вильки не раз останавливали меня по дороге, но отпускали с миром… К Радегасту тоже нелегко добраться…
Капище стоит на острове, окружённом со всех сторон водой, как наша Ледница; к нему ведут мосты и длинная плотина, но и ступив, наконец, на землю, надобно пройти ещё девять ворот и в каждые стучаться и проситься, ибо и, ночью и днём их охраняет бдительная стража и всякого кто идёт, расспрашивает и осматривает. В храм не пускают разом более трех человек. Стоит он на возвышении за оградой с тремя воротами, но открываются только двое, а третьи — потайные — ведут к воде… Бог, увенчанный короной, весь золотой, стоит на рогах оленей и козлов, высоко под пурпурным сводом, покоящимся на расписных колоннах, подле него стоит его царственное ложе, покрытое порфирой… Вокруг него — другие боги, вооружённые мечами… Туда я прежде всего направил свои стопы, дабы услышать прорицание.