Старость аксолотля
Шрифт:
Госпожа Спиро в деревянном мехе, собственноручно вырезанном ее детьми из райского эбена, руки у нее из гибких прутьев, ноги из округлых дощечек, пальцы – сплетения кораллов, груди – тыквы орехов, лицо – тотемная маска, все это на углеродных сухожилиях и невидимом скелете из графена, движущееся с помощью некоего скрытого в ее лоне часового механизма от «Дженерал Электроникс». Когда она подходит к Гжесю и встает за его спиной (ниже на голову, стройнее на половину ствола пальмы), Гжесь слышит в ночной тиши сухой скрип ее деревянного тела.
– Смотри, какой он голодный.
Прибегает замковец с только что сорванными с кустов багетами. Госпожа Спиро разрывает для него зажаренного зверька на мелкие кусочки. Они сооружают пахнущие свежестью хот-доги, и все это почти под рукой Гжеся, под самыми его объективами.
Сон покачивается волнами на границе тени.
Гжесь бросает взгляд на жадно набивающего рот людака и внезапно понимает:
– Тигра.
– Что?
– Тигра из диснеевского «Винни-Пуха».
Дыхание Камня отступило от матерницы, на поверхность всплывают более далекие от биологии очевидности. Гжесь вспоминает дурачества Мики, и прижавшегося к Халку Брюса, и как Флоки и Слоки объедались горячими маффинами, так что румянец переползал с их щек на уши и виски, и как Дедек гонялся на пеликанах за золотой колесницей госпожи Спиро, и их весьма серьезные шахматные поединки на крыше арборетума [132] , и рождение первой дочери Мики и Дедека, и архитектурные развлечения Дедека в Парке Смеха…
132
Дендрологический сад, дендрарий (от лат. arbor – «дерево») – место, где выращивают деревья и кустарники.
Нужно уйти, нужно подумать одному одному одному.
Госпожа Спиро не останавливает Гжеся. Ночь милосердна к меху, на мгновение скрывая всю его меховость – он может притвориться, будто вышел на прогулку, встав прямо из теплого логова, зверь дня в объятиях ночи, живой эмот ДНК.
Обходя башню, он спотыкается о – камень? корень? Машинально сменив спектр, видит, обо что споткнулся – о руку старого «Шмитта-4». И правда, ведь именно здесь состоялся тот разговор с Дагеншеллом. Именно здесь они с Дагом…
– Даг! Как живой!
Они не договаривались заранее. Даг прилетел в Настоящий Рай пятьсот сорок девять дней назад, возвращаясь от Рандомитов в Вечную Империю. Посадив свой дрон за Полями Изобилия [133] , он застиг Гжеся врасплох в обезьяньей роще, где тот надзирал за подростками, резвившимися в разноцветных иллюзиях и симуляторах вместе с райскими шимпанзе и покемонами.
– Ну да, живой, живой и настоящий.
Дагеншелл тоже пересел на игуарте. Его «Шмитт-4», однако, не смог бы вместить нейрософт трехсотлетнего трансформера – совсем другое дело бездонная память дронов, являвшихся безопасным расширением тесного разума меха и железным бэкапом.
133
Территории, которые благодаря продвинутым технологиям – в основном искусственному фотосинтезу и ГМО – в изобилии обеспечивают трансформеров и людей пищей и энергией. Технология, использованная Фергюсоном для реализации утопического общества в Первом Раю.
Дети Гжеся разглядывали Дага и его медленные эмоты с лишенным страха любопытством. Одна из обезьян вспрыгнула ему на плечо. Он сверкнул на нее зелеными диодами, и та возмущенно заверещала.
Матерница пребывала в полусонном состоянии, над рощей висел вектор Безголового Цыпленка.
– Они привыкли, что матерница вытирает им носы и меняет пеленки. Им не набить себе шишек, как бы они ни старались.
Дагеншелл, осторожно сняв с себя обезьянку, эмотировал засмотревшегося туриста.
– Это та самая госпожа Спиро?..
– Идем.
Гжесь тогда вывел его за пределы матерницы Настоящего Рая, к старой башне, когда-то принадлежавшей службе охраны парка.
Их сопровождали несколько шаловливых любознательных людаков, все явно под Резвым Пони. Гжесь машинально играл с ними в фигуры Роршаха, мерцая сериями ассоциаций, каскадами фантазий-загадок; даже столько веков спустя он замечал в них нечто от ириготи.
Они миновали южные Поля Изобилия; людаки собирали по дороге плоды непревзойденного алкоголя и серотониновых драгов, опутав Гжеся застольным вектором, и он делал вид, что ест.
На гладком металле мехов шкворчало лимонное солнце. Жужжали насекомые, микродроны [134] , меха-фэйри [135] – не отличить.
– Ханы все так же не хотят сыпать манну с неба?
«Шмитт-4» покачал угловатой головой.
– Сам знаешь, что были попытки. Но экономика сверхизобилия [136] не работает по кусочку, в частичных вариантах, немного безграничности тут и немного ограниченности там. Нужно войти в нее на сто процентов, как вы тут, – он эмотировал в сторону Полей. – И тогда возникает проблема масштаба; для таких селений по несколько сотен людаков и самое большее на двести квадратных километров – окей, на подобный провинциальный размах она, может, и сдаст экзамен. Но не на весь мир.
134
Дроны-дюймовочки, летающие микророботы, заменяющие вымершие виды насекомых в роли опылителей растений.
135
Маленькие летающие роботы сказочного дизайна, подвижная часть матерницы Настоящего Рая.
136
Экономика неограниченных благ (англ. post-scarcity economy), экономическая система, в которой доступ по крайней мере к базовым благам, обеспечивающим выживание, является всеобщим, равным и бесплатным. Предполагается, что технологический прогресс неизбежно ведет от экономики дефицита (когда естественные потребности превышают ресурсы) к экономике сверхизобилия (когда ресурсы превышают естественные потребности). В настоящее время необходимым условием для достижения данного этапа в глобальном масштабе представляется нанотехнологическая революция.
– Таких попыток не было.
Дагеншелл толкнул Гжеся стальной лапищей, так что «Аль-аср» едва не опрокинулся.
– Скажи честно: вам удался бы рай где-либо за пределами Рая?
Гжесь помедлил с ответом, пока они не остановились над Утесом, в тени башни. С высоты более чем стометрового геологического обрыва они увидели панораму выжженной солнцем равнины, все так же почти мертвой, с немногочисленными пятнышками Жизни, наверняка принесенной из Рая ветром и животными. Вдали, почти на горизонте, в волнах разогретого воздуха мерцали скелеты древних нефтяных вышек и ветряных электростанций, с такого расстояния даже при максимальном зуме напоминавшие скорее чудовищные картины технофэнтези.
– Я выдам тебе страшную тайну, Даг: меня уже ни черта не волнует, удастся нам этот Рай или нет.
– О, так нас тут не слышат? – Даг издал громкий смех Орсона Уэллса. – Старый добрый параноик!
– Эх… У меня уже нет сил что-либо затевать, – «Аль-аср» с несвойственным роботу изяществом сел на землю, подтянув колени под подбородок. Эмот парижской меланхолии отобразился в виде лица Леонарда Коэна [137] . – Или куда-то бежать. Сколько можно? Все то же самое заново. Больше не хочется, в самом деле.
137
Канадский поэт, писатель, певец и автор песен (1934–2016) (прим. пер.).
Старый «Шмитт-4» присел рядом, в полтора раза крупнее и массивнее, угловатая гора промышленного железа в противоположность изящному «Аль-асру», пришедшему будто из «Сказок тысячи и одной ночи».
Дагеншелл эмотировал угощение сигаретой. Гжесь эмотировал поджигание сигареты и протяжное выпускание дыма; затем оба вместе эмотировали дружеское молчание.
Все это настолько подавляло, что Гжесь через сто девяносто четыре секунды подкрутил себе «Морфея» до тридцати процентов.
Перед ним по равнине плыли фата-морганы кораблей и городов. Людаки и мартышки с башни швыряли в обоих роботов камешками и мумиями аксолотлей.