Старость
Шрифт:
Меня, в моем возрасте, трудно чем-либо удивить, но тут Борьке это удалось. Мы с женой давно перестали рассчитывать на внуков по борькиной линии, тем более, что наши девочки подавали в этом отношении большие надежды, а младшая их даже и осуществила. Теперь предстоящая поездка в Москву приобретала новый смысл.
Борька уехал, ворча и негодуя, но в глубине души довольный тем, что его проблемой будут заниматься. Теперь я ждал звонка Наоми, так как интуиция у нее была развита неимоверно. Иногда она чувствовала, что со мной должно что-то произойти, еще до того как я сам об этом узнавал. И, действительно, она вскоре позвонила из Лексингтона, от
Моя любимая не успела еще ничего спросить, как я ее огорошил новостью про Борьку и его девушку.
–– Ну-ну, посмотрим, какая-такая Хадасса – строго заявила она. За сорок лет, ее характер совсем не изменился. Если раньше Наоми Берковиц боялся сам Моше Даян, то теперь трепетали зятья.
–– Чтобы посмотреть, мне придется полететь в Москву – объяснил я.
–– В Москву? – протянула Наоми, потом, видно вспомнив наши новости, добавила – Ну да, в Москву.
Наступило напряженное молчание. Как обычно, подумал я, она сейчас что-то такое скажет, что позволит мне взглянуть на проблему с еще одной стороны. Но она только сказала:
–– Не забудь свои таблетки – я ждал продолжения, и оно немедленно последовало – И не стоит тебе ехать одному. Возьми с собой кого-нибудь из "русских".
Это и был тот самый совет, которого я ждал – как всегда разумно и в точку. Мое знание русского языка оставляло желать лучшего. Много лет назад покойный дядя Натан привлек меня к одной работенке, требовавшей базового знания "великого и могучего", так что я понимал не слишком быструю речь и мог составить пару-тройку фраз. Но я, как мне кажется, до сих пор подписан под разноцветными бумажками, срок действия которых еще не истек. Так что не будем об этом. Потом в 90-е годы мне неоднократно предоставлялась возможность обновить свой русский. И все же, этого было недостаточно для серьезной поездки, не говоря уж о знании российских реалий, которые, изначально неглубокие, застыли у меня на уровне 90-х. Я перебрал в уме всех своих русскоязычных знакомых и результаты получились плачевные. По тем или иным причинам, никто из них не подходил на роль моего спутника.
–– Поговорил бы ты с Йорамом – подсказала Наоми.
Она знала Йорама в основном по моим рассказам, да по паре его визитов в наш дом. В ходе этих визитов он умудрился почти ничего не сказать и этим, вероятно, заслужил ее доверие. К ее совету несомненно следовало прислушаться. Но где мне искать Йорама? Да и жив ли он еще? Вроде бы он был постарше меня. А Наоми продолжила:
–– И еще… – она вдруг замолчала, и, после многозначительной паузы продолжила – … ты уж не копай там слишком глубоко.
Я вообще не собирался копать, поэтому не отреагировал.
– Пожалуйста, будь все время со мной на связи. Люблю тебя, дед! – на этом разговор закончился.
Йорама я обнаружил в конце цепочки из примерно десятка звонков. Он был еще вполне жив и относительно здоров в небольшом доме престарелых около Кирьят Шмона. По телефону он говорить отказался и потребовал моего приезда. От Нетании до северной границы три часа езды и все эти три часа я думал о Борьке, Москве и Хадассе. А еще я немного думал о Наоми, но о ней я думаю постоянно уже сорок лет.
Йорам приветствовал меня так сдержанно и внешне безразлично, как и сорок лет назад в такси около моего дома в Бруклайне. Если закрыть глаза, подумал я, можно представить себе, что не было всех этих лет и еще жив отец. Но я не закрыл глаза. Йорам всегда выглядел безразличным, равнодушным и бесчувственным, но я знал, что это лишь маска. Вот и сейчас, во время моего рассказа он не высказывал никаких эмоций и даже не шевелился в своем инвалидном кресле, так что стороннему наблюдателю могло бы показаться что он умер с тоски, не выдержав моего нудного рассказа.
Когда я закончил свою историю, он сказал, что ему необходимо сделать пару звонков. Не знаю, кому он там звонил, потому что меня он выгнал из комнаты, предварительно заставив проверить уровень зарядки своего телефона. Наверное, это было существенно, потому что разговаривал он довольно долго.
–– Надеюсь, Стэнли, ты научился хоть чему-нибудь за последние сорок лет – начал он, после того как я был допущен обратно в комнату – Потому что тебе придется быть предельно осторожным. Мне так и не удалось выяснить, чьи интересы здесь затронуты.
–– А почему здесь должны быть затронуты чьи-то интересы? – удивился я.
–– Потому что за два патрона не сажают на шесть с половиной лет даже в Сирии.
–– Конечно, там за это расстреливают на месте. Этими самыми патронами.
–– Возможно. Но застреленных нельзя использовать в качестве заложников.
–– Заложников? Еще одна теория заговора? – усмехнулся я – Как тогда, когда экзальтированный юнец застрелил Главу Правительства. Чего только тогда не напридумывали.
–– Напридумывали? – Йорам поднял бровь, но продолжать свою мысль не стал.
Я задумался. С Йорамом я был знаком с 73-го года, но никогда не был уверен, что знаю его хорошо. Был он всегда загадочен, всегда немногословен и всегда уверен в себе. Растерянным я видел его только один раз, в том же 73-м, когда один романтически настроенный молодец с чужими ефрейторскими погонами на плечах отказался эвакуироваться вместе с ним на вертолете. Этот молодец тогда легко отделался, а вот многие другие погибли. По словам отца, Йорам тогда получил славный разнос от моего дяди Натана, который к тому же был и его начальником.
–– Ты должен был скрутить его, как тебя учили, и привезти его в таком виде – орал Натан на Йорама, имея ввиду меня – Или, в крайнем случае, стукнуть его чем-нибудь тяжелым по голове и привезти бесчувственное тело.
Дядя был чем-то вроде шпиона или, по крайней мере, имел отношение к системе безопасности. Но несмотря на профессию, его, обычно такого мягкого и интеллигентного, нелегко было представить гневно орущим, поэтому я отцу тогда не поверил, хотя и помнил рассказ Натана о том как он резал горло сирийским артиллеристам. Но потом, пару раз, мне самому пришлось видеть Натана в ярости, и, хотя эти случаи я не люблю вспоминать, после них отцовский рассказ уже не выглядел преувеличением. Как бы то ни было, но Йорам, похоже, на всю жизнь сохранил чувство вины и потом несколько раз выручал меня в ситуациях, когда ему не стоило бы этого делать. А может, он просто был мне другом. Вот и теперь, он явно сказал больше чем следовало и развивать свою мысль явно не собирался. Мне вспомнились слова Аббы Эбана, сказанные им моей Наоми почти полвека назад: