Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
— Ну конечно! — сказал Эуэлл. — Ты и я, мы помолимся за Его прощение. И Он дарует его нам, ты же знаешь, что Он так и сделает!
— А что будет, если они нас здесь поймают?
— Никто нас не поймает, Кутер. Об этом не переживай.
— Когда мы сможем вернуться? — спросил Фолзи. — Мне за границей не нравится. Приехать в Буффало — уже скверно, но, по крайней мере, это были Штаты. Если нас поймают, кто знает, что с нами сделают канадцы. Может, они вообще никогда не отпустят нас домой.
Эуэлл подумал было сказать, что в Канаде, по крайней мере, нет высшей меры, но решил, что не стоит. Вместо этого произнёс:
— Пока что мы не можем пересечь границу, не время. Ты слышал новости: они уже поняли — это те же парни, которые подорвали клинику в Буффало. Будет лучше, если мы побудем здесь.
— Я хочу домой, — пожаловался Фолзи.
— Верь мне, — сказал Эуэлл. — Будет лучше, если мы пробудем ещё какое-то время.
Он помолчал, раздумывая — не пора ли затронуть ещё одну тему. И сказал:
— Кроме того, здесь нам предстоит ещё одна работёнка.
— Я не хочу никого убивать, больше нет! Я этого не сделаю — не могу сделать, Джей-Ди! Просто не могу.
— Знаю, — ответил Эуэлл. Он протянул руку, чтобы потрепать Фолзи по плечу. — Знаю. Но тебе и не придётся, я обещаю.
— Ты этого не знаешь, — сказал Фолзи. — Ты не можешь быть в этом уверен.
— О нет — ещё как могу! На этот раз тебе не нужно бояться, что ты кого-то грохнешь. Сейчас наша цель — уже мёртвые.
— Ну, этотразговор — полнейший провал, — сказал я, поворачиваясь к Холлусу после того, как врид испарился из конференц-зала.
Стебельки глаз Холлуса затрепетали:
— Теперь ты понимаешь, почему мне так нравится с тобой разговаривать, Том. По крайней мере, я могу тебя понять.
— Похоже, голос Т-кна переводил компьютер.
— Да, — сказал Холлус. — Вриды не говорят линейным, последовательным образом. Скорее, они сплетают слова в сложную структуру, которая для нас абсолютно неинтуитивна. Компьютер дожидается окончания фразы, а потом пытается расшифровать её значение.
Я немного об этом поразмыслил:
— Как в речевых ребусах? Знаешь, в тех, где мы можем написать «он, он сам», а расшифровываем это как слово «он» рядом со словосочетанием «он сам». И читается это как «он вышел из себя» — что метафорически означает «он находится в состоянии чрезвычайного возбуждения или волнения».
— С такими ребусами мне сталкиваться не приходилось, но — да, думаю, они в чём-то это напоминают, — согласился Холлус. — Впрочем, в речи вридов запрятаны куда более сложные мысли и взаимоотношения между словами куда замысловатее. Чувствительность к контексту для вридов чрезвычайно важна; слова означают совершенно разные вещи, в зависимости от того, где их ставят. А ещё у них в языке полным-полно синонимов, означающих в точности одно и то же, но в каждый конкретный момент времени применять допустимо только одно. У нас ушли годы на то, чтобы научиться вербально общаться с вридами; лишь несколько форхильнорцев — и я не один из них! — могут общаться с ними без помощи компьютера. Но, даже если отставить в сторону структуры синтаксиса, вриды отличаются от людей и форхильнорцев. Они фундаментально мыслят иначе, чем мы.
— А что в их мышлении такого особенного? — спросил я.
— Ты обратил внимание на их персты? — спросил Холлус.
— На пальцы? Да. Я насчитал двадцать три.
— Ты их насчитал, всё верно, — сказал форхильнорец. — Мне тоже пришлось это сделать при первой встрече с вридом. Но вриду не пришлось бы считать — он бы просто знал, что их двадцать три.
— Ну, ведь это егопальцы… — сказал я.
— Нет-нет, я о другом. Ему бы не пришлось считать, поскольку он может ощущать этот уровень количественного множества с одного взгляда, — пояснил Холлус и покачал туловищем. — Поразительно, но, в отличие от тебя, сфера человеческой психологии меня интересовала особо… хотя я не могу считать себя профессионалом…
Он опять немного помолчал и добавил:
— Вот и ещё одна не-вридовская концепция: идея о том, чтобы иметь особую область деятельности.
— В том, что ты говоришь, смысла не больше, чем в речи Т-кна, — покачав головой, заметил я.
— Ты прав; прошу прощения. Позволь мне попытаться сформулировать это по-другому. Я изучаючеловеческую психологию — настолько, насколько это возможно по радио- и телевизионным передачам. Ты сказал, что насчитал у Т-кна двадцать три пальца, и вне всяких сомнений, так это и есть. Ты внутренним голосом проговаривал самому себе «один, два, три», и так далее, и так далее, вплоть до двадцати трёх. И, если ты в чём-то похож на меня, тебе, по всей видимости пришлось пересчитать ещё раз, чтобы убедиться в правильности подсчёта.
Я кивнул; всё так и было.
— Хорошо. Теперь допустим, я показываю тебе один объект — скажем, один камень. В этом случае тебе не нужно было бы его считать, ты бы просто ощущал его количественное множество и просто знал бы, что это один объект. То же самое относится к двум объектам. Ты бросаешь взгляд на пару камней и без какой-либо обработки уже знаешь, что их два. То же самое относится к трём, четырём или пяти предметам — если ты обычный человек. Лишь начиная с шести или более предметов ты начинаешь их по-настоящему подсчитывать.
— Откуда ты это знаешь?
— Смотрел передачу на канале «Дискавери».
— Ну, хорошо. А как это вообще определили?
— Проводились тесты по скорости подсчёта объектов. Если тебе показать один, два, три, четыре или пять предметов, ты ответишь на вопрос о количестве примерно за одно и то же время. Лишь начиная с шести предметов это время возрастает, и с каждым дополнительным предметом необходимое для подсчёта время возрастает на одну и ту же величину.
— Понятия об этом не имел, — признался я.
— Живи и учись, — сказал Холлус. — Представители моего вида обычно ощущают количественное множество вплоть до шести — лишь немногим больше вашего. Но вриды в этом отношении разбивают нас в пух и прах: типичный врид может ощущать количественное множество вплоть до сорока шести, хотя некоторые их представители способны и на большее, вплоть до шестидесяти девяти.
— Правда? Но что будет, если предметов станет больше? Им придётся считать их все, начиная с первого?
— Нет. Вриды не могутсчитать. Они в буквальном смысле не знают, как это делается. Либо они ощущают количество, либо нет. У них имеются различные слова для чисел от одного до сорока шести, а б ольшие числа они просто-напросто называют словом «много».