Старшая школа Гакко. Книга двадцать четвертая
Шрифт:
Причем по ее глазам уверен, она поняла откуда ноги растут, феноменальное для местных чутье. Зачем вспомнил про обоняние? Мои настройки чувств выкручены на максимум, руны усиления исправно работают… Ммм… кому как, но мне в ноздри ударил запах возбужденной, готовой к соитию самки, смесь выделений, влага, сочащаяся прямо из горячего сокращающегося в конвульсиях лона, капельки пота, мускус, аромат юного тела… Эй! Очнись у тебя на кону куча денег и партнерские отношения с парой крупнейших денежных мешков Российской Империи!
— Хмм… достойная ставка, — играя на публику красовался Соболев,
— Ах, — баронесса едва не лишилась чувств, видимо представляя сколько нарядов и украшений могла купить на эти деньги.
— Невероятно!
— Феноменально!
— Самая крупная игра года! — посыпались со всех сторон восхищенные комментарии.
— Семьдесят!?! — аж взбледнул Жихарев, ну или сделал вид что так сильно взволнован, подумал, нервно потеребил чашку с чаем, явно жалея, что под рукой нет ничего покрепче и произнес, — Боязно, но я ведь в рубашке родился! Господа, поддерживаю!
— Хвала мужеству!
— Сильно!
— Наши не отступают, — в толпе все считали, что мелкопоместный дворянин сел не за тот стол и не в той компании, но, по общему мнению, держится хорошо! Симпатии многих были на его стороне.
Пришел черед зернового короля держать ответ. Теперь Степану Георгиевичу на одной браваде не выплыть, ставка с его впечатляющих двадцати миллионов поднялась до семидесяти буквально за один круг и куда пойдет дальше, известно одним только богам. Очевидно, что оппонентов, поставивших на кон такие деньги, одним блефом и напором уже точно не взять, эти будут биться до конца. Лианозов, несмотря на весь свой кавказский темперамент, был человеком весьма разумным и продуманным.
Мог позволить себе такой вот загул в приятном обществе, да и понимал, что связи, некоторая известность могут окупиться в будущем. Люди долго еще будут говорить об игре, в которой банкиры и промышленники швыряли десятки миллионов. В некоторых кругах такие рассказы могут быть лучшей рекомендацией, однако все имеет свою цену. Бизнесмен справедливо посчитал, что заплатил достаточно за пиар.
— Господа, я смотрю у вас серьезные карты на руках, — улыбнулся зерновик и огорченно развел руки, — Вынужден сдаться!
— Силен!
— Без хорошей комбинации ставил двадцать миллионов!
— А главное сумел вовремя остановиться!
— Мастер блефа! — послышались одобрительные возгласы.
Остались только трое: я, Соболев и Жихарев. Как поступить? Продолжить раскачивать ставки или вскрыться? Хмм… так мне шулера из-за стола не удалить, вдруг захочет отыграться? Ва-банк предлагать пока рано, нас трое, и кто-то падет невинной жертвой. Хотя в любом случае принял решение вернуть выигрыш всем участникам, кроме афериста. Моя победа тоже не честна, но жулик должен получить достойный урок.
— Округлим до ста! — нда…, соблазнительно, может ну его нафиг взаимовыгодное сотрудничество? Сниму банк и можно не городить всю эту тему с производством и продажей танкеров. А если еще три-четыре такие игры провести, смело можно начинать тяжелые атомные ракетные крейсера строить.
— Ооо…, — задумался Соболев, тут такие ставки, что даже с сильной картой на руках поневоле задумаешься, — Задали вы задачку, Ваше Высочество.
— Ах! Александр! — воскликнула баронесса.
— Вы настоящий мужчина! — вторила ей юная дворяночка.
А умный глазки княгини Вяземской внимательно следили за всем происходящим. Рискну предположить, что девушка влюблена в Соболева, об этом говорили ее реакции в тот момент, когда она появилась в зале. Княжна обоснованно полагала, что ее никто не заметил, поэтому не скрывала эмоций: теплый, томный взгляд, участившееся дыхание, непроизвольное одергивание непослушных локонов… Для меня под «концентрацией» этот набор красноречивее любых слов.
Однако сейчас, после отрезвляющего оргазма, хе-хе, пелена с глаз девушки постепенно начинает спадать. Елизавета не скрывает удивления, видно раньше подобное внимание к Соболеву со стороны благородных дам ей льстило, а теперь оскорбляет. Александр ведь охотно отвечает кокеткам, а внимательный взгляд может заметить, как он грязно ласкает то одну, то другую светскую львицу. Наряженный, самовлюбленный петух, герой балов и кутежей, не поэтому ли покойный батюшка был так резко против дружбы дочери и нефтяного магната?
— Ну раз Его Высочество повышает ставки то, что остается нам? — играет на публику Соболев, — Пусть будет сто пятьдесят!
— Ох! — едва не падает в обморок баронесса.
— Ах! — не поймешь дворянка так поражена суммой или проникшими под ее юбку шаловливыми пальцами игрока.
— Боги! — удивляется кто-то из зевак.
— Это слишком, господа! — звучит в толпе трезвый голос.
На лбу господина Жихарева выступили бисеринки пота. Размеры ставок невероятны даже для очень богатых людей. Спустить за один вечер двести-триста миллионов может дааалеко не каждый. Одна история, когда декларируют многомиллиардные состояния, но ведь все это земли, шахты, здания, дворцы, яхты… А столько наличных не у всякого толстосума есть под рукой, а еще и профукать этакие суммы за карточной игрой…
— Признаться, сильная карта у меня, но денег осталось не так-то уж много, — продолжает играть простачка мелкопоместный дворянин, — Ваше Высочество, иду ва-банк, у меня на счете может миллионов сто наберется, ну и пятьдесят под залог родового имения или скважин нефтяных готов обозначить!
— Я не против, но победителем может быть и господин Соболев, — обращаюсь к партнеру по игре.
— Право слово, это же игра, господа, — картинно великодушничает ловелас, под томные вздохи великосветских куриц, — Ставка принимается!
— Ну тогда, Ваше Высочество, давайте посмотрим карты друг друга и решим кто из нас останется в игре, — облегченно заключил Жихарев, надеется на выигрыш бедняга.
— Извольте, — отдаю ему свои карты и принимаю его, впрочем, мне нет особой нужды их смотреть, я ведь и без того знаю, что у кого на руках.
— Рад был играть с вами, — сдержанно кивает дворянин, мужественный человек стойко принимает свое поражение.
— Прошу вас не огорчаться слишком сильно и подождать до завершения партии, — пытаюсь завуалированно ободрить Жихарева, а то, чего доброго, наделает бед, я ведь не собираюсь обдирать его как липку.