Старшая жена. Любовь после измены
Шрифт:
– Снова язвишь? – чувствую недовольство в голосе.
– Снова.
– Что думаешь делать? – начинается наш словесный пин-понг – вопрос-ответ.
– Разводиться.
– Девочки?
– Заберу с собой.
– Он сам что?
– Не хочет. Клянется в вечной любви.
– Веришь?
– Ты сейчас серьезно? Я такие клятвы еще в 16 лет слышала и поняла, что они не работают.
На том конце провода слишком громко молчат и думают. Конечно, он ничего не ответит на мой выпад.
– Мне вмешаться?
– Пока не надо. Я могу разобраться сама.
–
– Поговорим, - спокойно соглашаюсь я.
– И давай без самодеятельности! – предупреждает он.
– Ну конечно. От тебя попрошу того же.
– А что я?
– чувствую, что ухмыляется. – Я вообще на Мальдивах.
– Одно другому не мешает, папа. Но поговорить все равно надо.
– Хорошо. Только ради тебя пока ничего не буду делать…
– Но?
– Но я могу и передумать.
– Набери меня, когда будешь в городе. Встретимся, чаю попьем, - прошу я спокойно. Пока я знаю, что отец меня послушает. А дальше буду действовать по ситуации.
– Ладно. Береги себя, - папа смягчается.
– И ты! Детям привет, - специально не упоминаю его жену. Чисто из вредности.
– Передам.
– Пока.
Отключаюсь. Я прекрасно знаю возможности Талгата Баглабаева, учитывая, что сейчас у них с моим мужем одно общее дело, связанное с нефтеперерабатывающим заводом. Однако они зависят друг друга. Правда, Рустам и его отец в большей степени. У меня есть определенные мысли на этот счет, но они слишком страшные, чтобы озвучивать их.
Подул легкий ветерок, зашелестела листва на деревьях и кустах. Я закрыла глаза и начала размеренно дышать, чтобы утихомирить разбушевавшиеся эмоции.
– Знал, что найду вас здесь, - послышался голос Арсена Ильясовича.
Я открыла глаза и улыбнулась ему.
– Мне здесь очень нравится.
– Я заметил. Присяду? – спросил он.
– Конечно.
– Ну слава Богу, - усмехается он. – А то в первый раз вы извелись из-за того, что я сел на вашу скамейку.
– Простите, пожалуйста, - краснею и прижимаю ладони к щекам. – Мне жутко стыдно. чувствую себя снобом.
– Все нормально, - снова улыбается он. – Я пошутил. Кстати, - Арсен Ильясович достает из кармана голубую плитку Казахтанского, - шоколадку?
– А мне можно?
– Если только одну дольку, - доктор надламывает шоколад и только потом разворачивает обертку.
– А вы знаете, я очень люблю Казахстанский шоколад, - беру маленькую дольку и с наслаждением надкусываю. – Ммм, как я соскучилась по сладкому.
– Я тоже его люблю. Может, это самообман, но шоколад хорошо влияет на работу мозга.
Сидим в тишине. Каждый думает о чем-то своем.
– Айлин, - Арсен первым прерывает молчание, - хотел извиниться за тот случай с вашим мужем. Это было непрофессионально.
– Бывшим, - хмыкаю я, и Арсен удивленно смотрит на меня.
– Муж скоро станет бывшим. Мы разводимся.
– Мне жаль, - доктор отламывает еще один кусочек.
– Это неизбежно. Хотя и неожиданно, - пожимаю я плечами. – Вы женаты?
Я вдруг понимаю, что мне интересно узнать, есть ли у него возлюбленная, жена, или бывшая.
–
– Простите, пожалуйста, - только и могу прошептать я.
– Все нормально. Вера умерла пять лет назад.
– Красивое имя.
Арсен ничего не отвечает, а просто опускает голову и улыбается. Я понимаю, что он сейчас вспоминает любимую жену. Сижу молча и не мешаю ему, но не могу отвести глаз от его красивого лица и глаз, наполненных светлой грустью.
– Мне пора возвращаться, могу вас проводить до отделения, - доктор встает и протягивает мне руку.
– Да, я тоже уже собиралась идти.
Арсен Ильясович медленно ведет меня под руку, так как мне временами еще больно. Мы проходим мимо круглой беседки с голубым куполом, и он, показывая на нее, говорит:
– Мы здесь любили сидеть летом, когда я дежурил по воскресеньям. Вера приносила мне обед из дома и ждала, пока я освобожусь. Иногда долго ждала, если я был на операции.
– А какой она была? – мне правда очень интересно узнать, что же за женщина так прочно поселилась в его сердце.
– Вера спешила жить. Я это только сейчас понял. Она была очень деятельной, увлекающейся, активной. Даже лекции у нее всегда были интересные, она всегда чертила какие-то схемы, диаграммы. Вера преподавала менеджмент в университете. И умерла даже на работе, во время занятия. Аневризма разорвалась.
Голос его дрогнул, а у меня сердце ухнуло вниз и заныло. Ну неужели можно так любить человека? Я ведь тоже любила и думала это взаимно. А сейчас кажется, что я ничего не знала о чувствах.
– И еще она все доводила до конца. Даже, когда ничего не получилось. Вначале нашей семейной жизни решила мне бешбармак (национальное казахское блюдо из теста, лука, мяса конины) приготовить. Все у моей мамы узнала. Но потом столько муки извела, потому что тесто не получалось. А покупное варить не хотела. Говорила: ну ты же любишь, чтоб по-настоящему. И пока не сделала идеально не успокоилась. Хотя я ей твердил: "Вера, остановись!" А она:"Нет, я же казахская келин (невестка). Ты будешь мной гордится", - он с такой нежностью рассказывает о жене, что у меня начинает болеть душа.
– Как вы пережили ее смерть? – как бы я не прикрывала своего волнения, оно все равно чувствуется.
– Плохо. Меня тогда в отпуск отправили, и я из дома не выходил, на звонки не отвечал. В квартире такой свинарник устроил. Детей у нас, к сожалению, не было. Хотя я бы очень хотел, чтобы на земле жила ее частичка, - он тяжело и шумно вздохнул. – В общем, ко мне приехали мама, брат и сестра. А я не открывал. И брат стучал в дверь и орал, что вышибет. Пришлось открыть. Брат меня тут же под душ поставил, потом побрил, я же так оброс. А мама с сестрой квартиру выдраили, кушать приготовили. А потом постепенно начал в себя приходить. Сейчас уже не так больно думать о Вере. Наверное, это есть состояние светлой грусти. Когда теряешь любимого человека, любовь к нему никуда не уходит. Она трансформируется.