Старшины Вильбайской школы
Шрифт:
Эта речь вызвала единодушный взрыв восторга. Сам Блумфильд почувствовал ее силу, и даже наиболее крайние из парретитов не могли отказать ей в одобрении.
— Ну, дружище, поздравляю тебя с победой, — сказал Ферберн старшине в этот вечер. — Ты разом завоевал все сердца. Теперь все пойдет, как по маслу. После долгой междоусобицы настанет блаженный мир.
Но — увы! — нарушенный мир не так-то легко восстановить, и вильбайцы не замедлили в этом убедиться.
XIX
ВИЛЬБАЙ ПОМЕШАЛСЯ
Не прошло и недели после последних парламентских прений, как вильбайцы, позабыв и речь Ридделя
Шельпорт, городок по соседству с Вильбайской школой, имел своего представителя в парламенте, и как раз около того времени были назначены выборы. Выборы эти волновали не только весь город и всех окрестных жителей, но и все население школы, начиная с директора и его дам и кончая последним фагом. Насколько они интересовали школьников, могут служить доказательством те приветствия, которыми было встречено заявление Мерисона по этому предмету на последнем заседании вильбайского парламента.
С незапамятных времен Вильбайская школа была школой либералов, или вигов. Юные политики не могли бы сказать с точностью, что такое виг; они знали только, что это нечто противоположное тори, или радикалам, но это не мешало им быть ярыми вигами. Сверх того, на этот раз они были лично заинтересованы в наступающем событии: кто-то открыл, что кандидат вигов сэр Джордж Пони приходится троюродным дядей Принглю, одному из фагов отделения Паррета; кандидат же радикалов мистер Чизмен был чужой, другими словами — никто. По всем этим причинам вильбайцы сознавали себя не последними участниками в шельпортских выборах и страшно суетились по этому поводу.
Уже в течение многих дней наиболее ярые из политиков устраивали частные собрания, на которых и изливали свои антирадикальные чувства. Обыкновенно на этих собраниях кто-нибудь один изображал вига, а другому навязывали роль ненавистного радикала. Чествование одного и глумление над другим служили неисчерпаемым источником удовольствия для юных патриотов, и когда по окончании баллотировки оказывалось, что виг получил 15999 голосов (в Шельпорте было 16000 жителей), а радикал только один, принадлежавший, как подразумевалось, ему самому, общий восторг не знал границ.
Даже солидные воспитанники старших классов принимали к сердцу интересы вигов и во время выборов носили цвета этой партии, и горе было смельчаку, рисковавшему украсить себя значком противной партии, Но, конечно, больше всех суетились «мартышки»; они пользовались всяким случаем, чтобы заявить о своем рвении. Их обуяла в это время внезапная страсть к желтому цвету: желтые розетки, желтые ленты так и мелькали. Маленькие патриоты не расставались с ними даже в постели. В те выборы, которые я описываю, героем дня был Прингль: стоило ему показаться, чтобы вызвать взрыв восторженных приветствий. Зато Броуна, который жил в Шельпорте и отца которого подозревали в радикализме, преследовали до такой степени, что он стал почти тяготиться жизнью.
За два дня до настоящих выборов на главном дворе школы происходили примерные выборы. Собравшимся предстояло выслушать речи кандидатов и затем выбрать представителя от Шельпорта. Разумеется, Прингль должен был изображать своего дядю, а злополучному Бошеру досталась неблагодарная роль мистера Чизмена. Собрание, хоть оно и считалось затеей «мартышек», привлекло, однако, многих из старших, уверявших друг друга, что они пришли только «посмотреть», но, в сущности, принимавших в игре самое живое участие.
Президент Парсон, стоя на двух поставленных один на другой опрокинутых ящиках, с желтой лентой вокруг шляпы, желтой розеткой в петлице куртки и желтым галстуком на шее, объяснил вкратце цель собрания и тотчас же перешел к изложению своего политического мнения. Он, Парсон, знает, какой человек им нужен, — уж, разумеется, не радикал. Он даже не понимает, зачем сюда явился кандидат этой гнусной партии. (Сочувственные крики собрания и голос Бошера: «Я не хочу быть радикалом!» Голоса, из толпы: «Молчать! Долой его!») Он, Парсон, желал бы знать, чему улыбается этот тупоголовый Куртис. Он советует ему быть осторожнее, если он, Куртис, не желает, чтобы его вывели. Он давно подозревает, что Куртис радикал. (Голос Куртиса: «Нет, я не радикал, я за Пони!») То-то, за Пони!
С этими словами Парсон спрыгнул на землю, и на возвышении поставили Прингля среди оглушительного «ура» его приверженцев. Прингль, столько же понимавший в публичных речах, сколько в китайской грамоте, стоял, глупо улыбаясь и помахивая рукой, и упорно молчал.
— Что же, Прингль, начинай, — послышались отдаленные голоса.
— Начинай, мы ждем! — подхватила толпа.
— Что же мне говорить? Я, право, не знаю.
— Что-нибудь, все равно, только не останавливайся.
Прингль подумал с минуту и вдруг, озаренный счастливой мыслью, стал декламировать свой последний урок из английской истории:
— Джентльмены, Эдуард Третий, вступив на престол, начал с того, что обезглавил двух любимых министров своей матери. (Громкий смех и рукоплескания, среди которых оратор внезапно скрылся из виду.)
В таком духе примерные выборы тянулись до самой переклички, но тотчас после чая возобновились и продолжались еще долго.
Бедного Бошера совсем затормошили: несколько раз заставили обежать вокруг двора и кончили тем, что чуть не пробили ему затылок метко брошенным камнем.
Вильбай помешался. Ни Риддель, ни Блумфильд не в силах были удержать в границах патриотический пыл школьников, а классные старшины так заинтересовались политикой сами, что были совершенно бесполезны в этом отношении. Практика для наступающего крикета против рокширцев, так же как и ежедневные игры вновь основанного клуба вельчитов были приостановлены на время. Словом, было ясно, что до тех пор, пока не окончатся шельпортские выборы, вильбайцы не придут в себя.
День, предшествовавший великому событию, был хлопотливым днем для старшины. С утра к нему начали являться с просьбами об «отпуске» на послеобеденное время следующего дня; эти просьбы подкреплялись самыми дикими предлогами. Пильбери, Кьюзеку и Фильноту внезапно понадобилось стричься. Кингу и Векфильду было нужно снять мерки для сапог. Тельсон и Парсон неожиданно вспомнили, что не были у Броунов с того вечера, когда так приятно провели там время несколько недель тому назад. Стреттер, Тедбери и несколько других четвероклассников пожелали заняться геологией, для чего им было необходимо сходить в городской музей. Прингль хотел навестить своего дядю, и т. д. и т. д. На все эти просьбы Риддель отвечал отказом, к великому огорчению просителей. Многие из них были так настойчивы, что возвращались с новыми, еще более остроумными предлогами, прося его сделать для них исключение. Но и это не помогло. Около полудня комната старшины оказалась запертою, а на дверях было прибито следующее объявление: