Старший брат моего парня
Шрифт:
Да твою ж мать!
Хорошо, кивка оказалось достаточно. Не уверен, что смог бы поддерживать разговор, когда во рту привкус ванильного мороженого, а перед глазами распростёртое нежное девичье тело вместо лица кого — то из обслуги.
Заклинило меня серьёзно и переключиться никак не выходило. Повезло, что от десерта почти все отказались — им не терпелось выйти в море, и за столом осталась только сладкая парочка и возбуждённый до неприличия я.
Думал, ледяной сорбет хоть немного охладит и позволит взять себя в руки, но хрен там. Чертовка облизнула ложку и все мои потуги
Время застыло. Растянулось. Из окружающего мира исчезли звуки, запахи, остался лишь визуальный ряд.
Юркий язычок невесомо касается холодного лакомства, пробует. Кэти прикрывает глаза от удовольствия, чувствует, как сладкий вкус сменяет кислинка лимона, жмурится, облизывает губы, а затем открывает рот и вставляет в него ложку.
Она просто ест, твою мать, но мы с Марком едва не стонем в унисон. Озабоченные ублюдки.
Тянусь к соку и понимаю, что мне ни хрена не легче. Ни от кислоты сорбета, ни от его температуры, которая может понизить на пару градусов мировой океан, но не остудить возбуждённый мужской организм.
Хочется разложить девчонку прямо на этом столе и оттрахать так, чтобы на красивом лице не было ни проблеска мысли, лишь сплошное, тотальное блаженство.
Демон, а не котёночек. Соблазн в кубе. Суккуба.
Катастрофа в моём доме.
Кэти
Дом гудит как пчелиный улей. Хлопают двери, шаркают пантолеты, стучат каблуки по деревянному полу, женщины обсуждают наряды и коктейли, мужчины взахлёб делятся секретами изготовления наживки и контактами мастеров по самодельным крючкам.
А мы по — прежнему сидим за столом. Я всё ещё в плену настойчивых рук, Логан — в зрительном зале. И что — то мне подсказывает, он никуда не уйдёт.
— Фанатики, — хмыкает Марк, целуя меня в щёку. — Знаю, ты бы с удовольствием присоединилась к рыбакам, но не могу отпустить, не сейчас.
Он смотрит так многозначительно, что я вся сжимаюсь в попытке не ёрзать на стуле как свихнувшаяся от страсти девица, хотя именно так себя и чувствую. Кожа горит огнём, взгляды Марка ощущаются остро, сильно, будто он касается меня, гладит, щекочет, пощипывает, будоража нервные окончания.
Я отправляю ложку сорбета в рот, чтобы хоть немного отвлечься от пряного безумия страсти, ведь мы не одни. Каждой клеткой своего сумасшедшего, глупого, слишком восприимчивого тела чувствую присутствие Логана, его тяжёлый тёмный взгляд, кажется, даже дыхание слышу.
Сумасшествие…
Сорбет ледяной и сладкий, нежный, густой как патока, с лёгкой, едва заметной кислинкой. Блаженство чистой воды. И вдруг сладость взрывается кислотой. Внутри клубничной оболочки спрятана лимонная, яркая, жгучая, обжигающая рецепторы. И снова манящая сладость, шёлковое послевкусие на губах.
Могу лишь мычать от счастья, до того восхитительно. Идеальный десерт.
Марк следит за моими движениями как загипнотизированный. Карие глаза сейчас совершенно чёрные, бездонные, смотришь — проваливаешься в омуты с головой, захлёбываешься, теряешь себя.
Он забирает ложку и кормит меня сам.
Рука любимого тяжело ложится на затылок, притягивает к себе. Горячий язык скользит по измазанным клубникой губам, проникает внутрь, размазывая сорбет по нёбу, и я растворяюсь в дурманящей неге, томной, кисло — сладкой, ягодно — фруктовой нежности его поцелуя.
— О — ла — ла! — раздаётся голосок вездесущей Флоранс. — Так вот, какие у вас дела. Смотрите, не сделайте любимую тётушку бабушкой, я ещё слишком молода для нового статуса. Логан, присмотри за детишками.
Она весело хохочет, не желая признавать, что снова оказалась не к месту, и я грешным делом думаю, уж не планирует ли она нас рассорить, слишком много к нам внимания, счастливых воспоминаний о совместных тусовках и ностальгии в голосе.
Марк шумно выдыхает, медленно поправляет подол моего платья, не упуская возможности погладить колени, словно игнорируя присутствие доставучей родственницы, но по его напряжённым плечам понимаю — быть беде. Он снова завёлся. Слишком много неприятного наложилось слой за слоем.
Сейчас он скажет то, о чём может пожалеть. Да, тётушка у них не подарок, эгоистичная, самовлюблённая и часто беспардонная, но Марк её любит, точно любит, я это точно знаю, хоть сейчас и бесится и её присутствию, и словам.
— Марк, — шепчу с придыханием, заставляя поднять глаза и смотреть только на меня, а не прожигать Флоранс колючим злым взглядом и язвить, пока не кончится запас яда. Не знаю, хватит ли моей дерзости на ещё один поцелуй в присутствии посторонних, но мне страшно не хочется, чтобы он потом злился ещё и на себя за несдержанность. Это неправильно. Фло может вести себя, как ей вздумается, но мы — то воспитанные молодые люди и умеем держать себя в руках. Иногда.
— О, вы всё ещё едите. Я бы на твоём месте, Каталина, не налегала на сладкое, — донеслось от двери.
Барби застыла в красивой позе, чтобы зрители по достоинству оценили воздержание от лишних углеводов, а затем, шурша упакованной в специальные чехлы одеждой, направилась прямиком к Флоранс.
Да они издеваются! Тут не знаешь, как сдержать взбешённого берсерка, готового убивать голыми руками, а они взвинчивают его ещё сильнее.
Я весь обед вела себя как паинька не для того, чтобы получить разгневанного мужчину, способного растерзать кого угодно. И если в свой адрес Марк мог бы выдержать любой удар, когда обижали меня, он терял контроль и мог отчудить.
Нынешняя ситуация осложняется тем, что противники — дамы. Как себя ни поведи, будешь выглядеть не очень хорошо. А этим двоим вряд ли хватит укоризненной фразы или колкости, там недалеко и до скандала.
Может, сдержится?
Марк убирает руки с моих бёдер, неспешно разворачивает плечи, выпрямляясь, глаза его зажигаются яростью.
О нет! Нет — нет — нет, только не это!
Бросаю беспомощный взгляд на Логана и тот по моему испуганному виду и напряжённой спине брата понимает, что происходит.