Старший брат моего парня
Шрифт:
— У тебя всё получится, — воркует Марк, тогда как его чуткие, музыкальные пальцы перебираются на внутреннюю поверхность бедра.
— Марк, — выдыхаю сдавленно. Хватаю ртом воздух.
Он помогает отвести правую руку назад и сделать удар. Удивительно точный, учитывая нашу позу и моё состояние. Шарики разлетаются по столу, с приятным звуком ударяясь друг о друга и стеклянно — металлические бортики стола, разгоняя сизый туман дыма, и я на мгновение любуюсь разноцветным танцем, а вот Марк не мешкает. Бессовестно пробирается
Ахаю, прогибаясь в пояснице. Представляю как выгляжу со стороны — хоть картину рисуй. Сексуальная, возбуждённая, разгорячённая. В крепком захвате красивого мужчины, одна рука которого бесстыдно блуждает под юбкой. Ноздри щекочет шоколадно — пряный дым сигар…
Сигар!
Логан! Он всё видит! И понимает!
Мамочки!
Мысль пронзает отравленной стрелой. Открываю глаза, смотрю испуганно. И обмякаю радостно в руках Марка, потому что его брат вовсе не интересуется моими спортивными успехами, преспокойно уткнувшись в телефон, скрывшись за дымовой завесой, особо плотной вокруг него и разреженной вокруг нас.
В глубине души даже себе боюсь признаться, разочарована его невнимательностью или обрадована. Чувства неоднозначные. Но тело ноет и вспыхивает сильнее от одной мысли, что он может увидеть.
Марк целует моё плечо, прикусывает, зализывает следы на коже, смотрит сумасшедшим взглядом. И я отвечаю ему с таким же безумием, ведь его пальцы ни на секунду не останавливаются, гладят, дразнят клитор, проникают на мгновение внутрь и вновь продолжают активное скольжение снаружи. А Логан в трёх метрах от нас. И он ничего не подозревает! Пялится в свой экран, когда в реальной жизни происходит такое!
Мысль горячит кровь настолько, что я веду бёдрами навстречу опытным пальцам. Ближе. Ещё ближе. Вращаю бёдрами, помогая, ускоряя…
Марк понимающе улыбается, прижимает меня к столу, прикрывая от возможного внимания брата своим телом насколько возможно. Целует в губы, мягко, нежно, никуда не торопясь, позволяя раствориться в обжигающе прекрасных касаниях, расслабиться, позабыть обо всём на свете.
Он точно знает, как довести меня до беспомощного и беззащитного состояния, превратить в послушную его пальцам глину.
Собственное тело берёт меня в заложницы окончательно и бесповоротно. Я извиваюсь, трусь о любимого мужчину, безмолвно умоляя о спасении. Или о пожизненном продлении восхитительно сладкого заключения.
Он целует мою шею влажно и скользко, прикусывает тонкую кожу, легонько тянет на себя. Колени моментально подкашиваются, я уплываю, растворяюсь в ощущениях, и Марк вынужден переместиться, прижать собой к столу, ухватить за ягодицы, удержать на весу.
Смотрит, как я непонимающе моргаю, пытаясь сообразить, что произошло, а затем глаза его вспыхивают тёмным, торжествующим победу пламенем.
Следующий
И я сама льну к Марку. Сама тянусь за поцелуем. Обхватываю за талию ногами. Прижимаю шею к его губам. Стягиваю бретели платья, выгибаюсь, подставляясь под его ласки.
Я словно в тумане. Есть только мы. Он и я. Наша страсть. Наша любовь. Мир вокруг взорвался. Его не существует.
Мне безумно хорошо, правильно, так, как нужно.
Дыхание к дыханию.
Кожа к коже.
Марк захватывает в плен отяжелевшую грудь, посасывает, прикусывает соски, заставляя стонать и извиваться, тереться о его бёдра бесстыже и жадно.
— Сладкая девочка, — шепчет он, проделывая дорожку горячих поцелуев от одной груди к другой. — Моя сладкая девочка.
— Марк, — хнычу жалобно. — Марк! — призываю к справедливости. — Марк! — требую, чёрт возьми, внимания ко всем возбуждённым участкам тела.
— Ненасытная, — довольно выдыхает он уже в мои губы. Врезается в них требовательно, жадно, прижимая мою голову так близко, что, кажется, ещё мгновение и мы сольёмся в единое целое.
Целую его неистово, дёргаю одежду, стремясь поскорее добраться до моего любимого, самого восхитительного в мире члена, красивого, идеально ровного, как с картинки, крепкого, горячего.
— Плохая девочка, — довольно приговаривает Марк, вонзаясь в моё тело, заставляя выгнуться дугой. — Моя развратная, сладкая… о…
Я улетаю почти сразу. Рассыпаюсь на атомы. Взрываюсь, кричу, хриплю, цепляюсь за что — то чёрт знает, зачем. Но Марк и не думает останавливаться. Продолжает одуряюще жарко двигаться во мне, подхватывает, прижимает к себе, удерживая за плечи.
— Смотри мне в глаза. На меня, Кэти! — командует непреклонно. И я подчиняюсь, обнимаю его за шею, не понимая, откуда в руке взялся красный бильярдный шар. Но это не важно. Мне так хорошо, что хочется плакать.
На висках Марка переливаются бисеринки пота и я не сопротивляюсь своему желанию, медленно провожу по ним языком.
— Солёная пряность, — мурлычу ему на ухо, прикусываю хрящик, сжимаю мышцы, обхватывая член сильнее, повожу бёдрами.
Острый спазм прошивает неожиданно, и я в неверии смотрю на любимого. Неужели можно ещё раз? Вот прямо так, почти сразу? Ведь было так хорошо, что в голове до сих пор звенит пустота.
— Ты кончишь ещё. Сейчас, — произносит Марк уверенно и жестко, и это так непривычно, так волнующе.
Эта его властность, попахивающая деспотизмом, воспламеняет кровь, будоражит рецепторы. Я дёргаюсь от очередного сладкого спазма, и Марк обнимает меня за шею, фиксируя лицо большими пальцами.