Старший оборотень по особо важным делам
Шрифт:
– Да нет, ты правильно все сделал. Просто система гнилая.
Моцарт выпил полбокала коньяку, подумал и пожал широкими плечами:
– Может, так даже и лучше. Я давно собирался в Европу перебираться, да все что-то держало. Перед тобой только неловко. Подставил я тебя, получается, – Моцарт посмотрел Роману в глаза.
Шилов усмехнулся:
– Ладно, я еще повоюю.
– Помощь нужна?
– Нет, спасибо. Меня и так уже в твои шестерки записали.
– Уроды! Слушай, полетели со мной? Я тебе это от души говорю. Неужели тебя эта ментовка тут держит? Все равно
– Или я их.
– Мне один профессор говорил, что наша жизнь состоит из пищевых цепочек. Ты кого-нибудь ешь, тебя кто-нибудь ест. Грустно!
– Ты этого профессора съел?
– Нет.
– Значит, жизнь состоит из чего-то еще.
– Хм... – Моцарт оценивающе взглянул на пустой бокал. Подумал, не взять ли еще. Не взял. Поднял голову: – Хороший ты мужик, Шилов. Я за тебя свечку поставлю. Когда прилечу.
– Когда это будет?
– Утром, часов в девять по Москве.
– Вот и отлично. А до этого времени я как-нибудь проживу.
– Ну, давай. – Моцарт тяжело поднялся, пожал Шилову руку и направился к выходу из бистро.
Глядя в зеркало над стойкой, Шилов видел удаляющегося Дробышева.
Вспомнил «антиоборотневскую сигнализацию» Джексона – Василевского, усмехнулся. Допил свой коньяк.
И не знал, что видит Моцарта в последний раз.
Через несколько часов Дробышеву предстояло погибнуть, попав в засаду по дороге в аэропорт.
14
Уже стемнело, когда Шилов вернулся к Гостиному Двору и забрал с опустевшей стоянки свою «Альфа-ромео».
Сопровождаемый группами наружного наблюдения, он доехал до дома и поднялся в квартиру.
– Надеюсь, он никуда больше не ломанется, – поделился в эфире своими соображениями «шестой».
– Ты бы ушел от такой женщины? – подражая Папанову из «Брильянтовой руки», спросил «четвертый», занимая позицию на верхнем этаже соседнего с шиловским дома, чтобы оттуда контролировать окна квартиры объекта.
– Не засоряйте эфир, – вмешался в диалог «первый». – Тем более, еще ничего не известно. Он сегодня вон какой буйный...
Когда Шилов вошел в квартиру, Юля сидела за столом в кухне и работала над эскизами одежды.
Продолжала сидеть, когда он снимал куртку и обувь.
Когда весело сказал:
– Привет, сова! Медведь пришел.
И когда он обнял ее за плечи.
Сидела и нервно водила карандашом по листу ватмана, отворачивая заплаканное лицо. Только спросила срывающимся голосом:
– Ничего, что я тут устроилась?
Под левым глазом у нее был роскошный синяк. Увидев это, Шилов замер.
– Крем идиотский. Я мазала, не помогает, – пожаловалась она. – Страшная, да?
Через пять минут он выскочил из дома и прыгнул в машину.
– Началось, – вздохнул «Шестой» и проворчал, намекая на «Первого»: – Кто-то сглазил...
– Разговорчики, – пресек «Первый». – Держи объект. Еще раз упустишь – скальп сниму. Без наркоза.
Нарушая правила, Шилов долетел до дома, в котором когда-то жили Юля с Вадимом. «Наружка» плотно, не особо скрываясь, висела у него на хвосте, но ему на это было плевать. Бросил машину, бегом поднялся по лестнице. Подумал: что делать, если он дверь не откроет? Да нет, должен открыть. Юлька говорила как-то, что у ее «бывшего» привычка открывать всем, кто придет. И она сама переняла от него эту дурацкую манеру...
Он и открыл.
– Ну, привет! – сказал Шилов и ударил слева по челюсти.
Вадим опрокинулся и остался лежать без сознания.
Шилов осмотрелся. В комнате работал телевизор, у окна беспорядочной кучей были свалены женские вещи и валялись раскрытые чемодан и спортивная сумка. А перед диваном весь пол был усыпан разрезанными фотографиями. Шилов наклонился, недоуменно поднял несколько обрезков. Вот, оказывается, как: Вадим кромсал семейные снимки, фигурно, по контуру, вырезая изображения бывшей жены. Отредактированные фотки складывал обратно в альбомы, а «лишнее» теми же портновскими ножницами рубил в капусту и разбрасывал по всей комнате.
Да-а-а, совсем мужик сбрендил на почве собственной неполноценности.
Вадим застонал, привстал на локтях и потряс головой:
– Ты кто?
– Твой самый страшный кошмар, – Шилов сел перед ним на корточки: – Значит, так, орел. Сейчас я тебе кое-что объясню. А потом ты поможешь мне собрать ее вещи...
Когда он вышел с сумкой и чемоданом, сел в машину и спокойно поехал домой, в эфире пронеслось:
– Он что, хату «поставил»?
– Угу. Ты же знаешь, в полночь оборотни активизируются.
– Деревня, не оборотни, а вампиры.
– Я думал, это одно и то же.
– Вампиры в американском кино. А у нас в органах – оборотни.
– Разговорчики! «Шестой», «Пятый», совсем с дуба рухнули?
– Это мы маскируемся. Вдруг нас прослушивают?
– И спать очень хочется...
Когда в квартире Шилова погас свет, группы наружного наблюдения еще немного позубоскалили и снялись на базу.
А Роман и Юля долго занимались любовью и заснули, крепко обнявшись.
Они спали, когда человек в черном комбинезоне ловко пробрался по крыше и подбросил под окно-эркер их квартиры тяжелую сумку.
Утром Шилов встал раньше, чем прозвучал сигнал будильника. Принял душ, побрился, заварил кофе. Включил телевизор.
Шла программа новостей. В кадре был репортер с микрофоном, за его спиной виднелись машины «скорой помощи» и милиции, врачи, сотрудники в форме и в штатском.
Шилов прибавил звук.
Репортер говорил:
– Очередное громкое убийство произошло сегодня в Санкт-Петербурге. На Пулковском шоссе были расстреляны две автомашины, в которых находились глава концерна «Орест» Герман Дробышев и сотрудники его охраны. Напомним, что ранее Герман Дробышев неоднократно задерживался правоохранительными органами по подозрению в совершении различных преступлений и более известен в криминальных кругах как Моцарт. В сферу интересов господина Дробышева входили предприятия топливно-энергетического комплекса...