Шрифт:
Светлана Борминская
СТАРУШКА В ТУМАНЕ
«Из тумана вышла старушка, убила сто человек и снова скрылась в туман».
Иван Митрофанович набил на компьютере этот текст и вздрогнул. В дверь позвонили.
Иван Митрофанович протянул ноги и долго нащупывал тапки, нащупал почему-то три, одел и пошёл открывать. На пороге стояла смерть.
— Что тт-ты про меня написал прошлый раз? Невежа! — зычно гаркнула смерть и, взяв Митрофановича за
— А-а-хххх! — по-заячьи вскликнул он. — Не бей, смертушка!..
И проснулся.
На него недружелюбным волком смотрела тёща.
— Тебе звонят! Из редакции! — Вручила ему трубку и быстро скрылась в анналах квартиры.
— Иван Митрофанович, — тонкий девичий голосок. — Ваши опусы не подошли ни в одну серию. Придёте забирать?
— Зайду как-нибудь, — зевнул в ответ Митрофанович. И пошёл досыпать. Было около двенадцати дня.
На небе показалась округлая в сизых пятнах луна, когда Митрофанович проснулся. Продрав глаза, Иван Митрофанович крикнул:
— Чайку давай!
Жена бросила Ивана Митрофановича пять лет назад, а тёща осталась, вместе со старыми пальто и юбками благоверной — в Бугуруслане за год до этого был смыт наводнением её дом барачной постройки. Жить на улице старухе было не с руки, и она переехала к дочери, а новый дочкин муж ей отчего-то не обрадовался. Опасности для квартиры тёща не представляла — прописки не требовала и пенсию получала через знакомую по телеграфу.
Если бы ещё не шаркала так, и не смотрела, как на блоху, и не чистила уши булавкой…
Тёща принесла чай, клюкву и половину булки. Иван Митрофанович разлил кипяток в две чашки и стал пить, похрюкивая. Потом нацепил протезы и вышел на улицу. Протезы носил его пёс — переживший то наводнение щенком, — два колеса вместо отбитых задних лап.
И этот хмурый вечер пролетел бы, как и все вечера, если бы на столбе Иван Митрофанович не прочёл объявление: «Разыскивается опасная мошенница! Обманывает, гадая по картам, ручке и восковым ошмёткам! Будьте осторожны — очень опасна! При обнаружении — срочно звонить 02. Код мошенницы — ЧКТ-991. Откликается на кличку Татьяна Чувилкина. Фото двадцатилетней давности».
Иван Митрофанович взглянул на нечёткую фотографию и похолодел — баба в надвинутом на глаза платке была похожа на его тёщу — Генриетту Ростиславовну Верёвкину, как родная мать.
И в творческой голове писателя возник хитроумный план. Ни секунды не сомневаясь в него сомнительной нужности, Иван Митрофанович взволновался только по поводу — выгорит или нет!
Придя домой, он снял с Тюбика протезы и собака, пригубив молока из миски — пошла спать, а Иван Митрофанович — решил последний раз взглянуть на тёщу, но та уже вкушала сны…
Пришлось ждать утра.
— Мама, наденьте вот этот платочек, на улице холодно, так сказать, — утром, когда Генриетта Ростиславовна с кошёлкой подошла к дверям, сбаритонил Иван Митрофанович.
Тёща покосилась, но взяла. Ей почудилось, зять издевается; но это же не смертельно, — подумала она. А Ивану Митрофановичу померещилось — из ноздрей тёщи пахнул дым с серными искрами! Она так взглянула на него, что он скуксился. Но заставил себя чмокнуть тёщу в ухо, потом подойти к окну и проводить глазами её маршрут от подъезда до соседней улочки…
— Всё, теперь я свободен, — набирая указательным пальцем 02, буркнул Иван Митрофанович, — и вакантен, как голубь в распахнутой клетке!
И надтреснутым голосом сообщил про мошенницу, которая сейчас отоваривается в отделе гастронома для ветеранов. И гневно отчитал притихшего милиционера за невозможность купить колбасы, не столкнувшись с мошенницей нос в нос прямо в очереди!
На полу в комнате тёщи лежала балалайка — всё, что она спасла от наводнения в своём доме в Бугуруслане…
Иван Митрофанович фыркнул и представил, как бабка Верёвкина проснулась по уши в воде и, схватив балалайку, прыгнула в окно! «Паспорт пусть тонет, шубы с валенками, а вот балалайку я возьму», — брезгливо сморщился писатель…
«А я коварный мужик!» — подумал про себя Иван Митрофанович и успокоился.
— Дайте отдохнуть человеку! — крикнул он, когда вечером телефон звякнул пронзительнее, чем обычно.
— Капитан Бертольд, двадцать восьмое отделение милиции, здравствуйте, вы писатель Краснецкий? — спросил его тихий милицейский голос.
— Да, я, — ответил Иван Митрофанович. — Так сказать.
— Она говорит, что ваша тёща, — сказал всё тот же голос и замолчал.
— Кто она? — устав слушать шевеление эфира в телефоне, спросил писатель.
— Веревкина… Генриетта… пятьдесят пять лет, — после долгого молчания сказал милиционер и повторил: — У вас тёща не пропала, Иван Митрофанович?
Иван Митрофанович глумливо ухмыльнулся.
— Я не женат, — голосом полным сарказма, выговорил он. — Пять лет, так сказать.
Из кухни показалась голова Тюбика, потом собака вышла и, наклонив ушастую голову, прислушалась.
Тюбик был похож на тёщу. И был привезён ею же из Бугуруслана, вместе с балалайкой.
— Что-нибудь ещё? — спросил Иван Митрофанович.
— Пока ничего не имеем, — тихо ответили ему и прервали разговор.
— Жену и тёщу сбагрил, — сдвинул брови Краснецкий. — Остались Тюбик и балалайка. Тюбик, дуй сюда! — позвал он. Но пёс Тюбик исчез.
Иван Митрофанович взял документы тёщи, балалайку, вышел из квартиры и спрятал их в пожарный гидрант этажом выше. Потом выволок Тюбика из-под ванны, вытер лужу под ним, Тюбик от унижения заскулил. Краснецкий вздохнул и повёл собаку выгуливать. Тюбика он решил оставить.
— Ты мужик и я мужик, — говорил во время прогулки псу Краснецкий. — Договоримся!..