Старые истории (сборник)
Шрифт:
– Тебя, Владимир Васильевич, - сказал он, зажимая конец трубки и отводя ее от лица.
– Что сказать?
– Кто спрашивает?
– Настя.
– Давай сюда!
– Гладких взял трубку и с минуту молча слушал. Потом сказал: - Хорошо, сейчас приеду.
– Что там загорелось?
– чуть не со слезой во взоре спросил Батурин.
– Вот бестолковый народ! Отдохнуть человеку не дают.
– Кузовков приехал. В приемной ждет, - ответил Гладких, кладя трубку.
– Чего еще надо этому шаромыжнику? Всю жизнь на
– шумно возмущался Батурин.
– Чего ему надо?
– переспросил Гладких.
– Да все то же самое - людей. Шефы, наверное, разбежались с сенокоса. Ну, ладно, я поехал.
– Да как же так, Владимир Васильевич?
– Батурин ринулся к дверям за Володей.
– Мы все заказали, приготовили. А ты от ворот поворот? Зачем обижаешь?
– Хорошо, я приеду, - отозвался тот.
– Вы где будете?
– В углу на Мотках... Возле самой реки. Ну там, где стол выкопан.
– Хорошо, я вас найду. А Семена Семеновича сразу Пришлю. Куда его?
– Семена Бородина!
– обрадовался Батурин.
– Семена давай прямо к Кутузову. Мы его там подождем.
Мы вышли втроем из правления: Батурин, Рыжов и я. «Волги» все еще не было.
– Пройдем пешком, - сказал Батурин.
– Кутузов живет недалеко.
– Громкая у него фамилия, - заметил я.
– Какая фамилия!
– удивился Батурин.
– Кривой он, потому и прозвали Кутузовым. Пошли.
– Может, в магазин завернем, прихватим чего-нибудь, - предложил я.
– Еще чего!
– отрезал Батурин.
– Он сыроваром работает на молзаводе. У него только черта рогатого нет. И то потому, что эта скотина не держится на молзаводе. Не то бы он и черта рогатого спер.
Механик так и покатывается. Буханки черного хлеба он запер в столе Батурина. «Вечером загляну, - говорит, - прихвачу». А Батурин ему: «Смотри, вместо хлеба счеты не упри».
Кутузов нас встретил возле своего палисадника.
– Иван Павлович! Николай Федорович!
– бросился он навстречу, словно родных братьев увидел.
– Все уже готово. Только вас и ждем.
– Сейчас мы пробу сымем, - сказал Батурин, проходя мимо Кутузова в калитку.
– Не переперчил?
Механик опять захохотал, а Кутузов в некоторой растерянности остановился передо мной: что это, мол, за птица? Откуда? На всякий случай подал мне широкую и жесткую, как лопата, ладонь:
– Михаил Кузьмич.
Я представился в свою очередь. Кутузов все поглядывал настороженно: лицо у него припухлое, красное, с мелкими бисеринками пота на лбу и на подбородке, словно он только из бани выскочил. И на этом красном лице резким пятном выделялся белый невидящий зрак.
– Извиняюсь, вы из области?
– спросил он, пропуская меня в калитку.
– Хватай дальше - из Москвы!
– крикнул Батурин с крыльца.
– Главный ревизор по сыроварням.
Механик засмеялся.
–
– подгонял нас Батурин.
– А то квас прокиснет.
На веранде был накрыт стол: в центре стола три поллитры водки, по краю тарелки с сыром, со свиным салом да с забеленной окрошкой. Хозяйка, маленькая, кругленькая, в белом фартучке, с таким же красным и потным, как у хозяина, лицом, суетливо расставляла стулья и приглашала к столу. На веранде было жарко, как в парной.
– А где шайки? Где березовые веники?
– спросил Батурин.
Хозяева остановились, растерянно глядя то на стол, то на Батурина.
– Я спрашиваю: париться нас пригласили или отдыхать? Если париться, то ставь шайки с горячей водой, а если отдыхать - растворяй окна!
Механик засмеялся, а Кутузов, виновато улыбаясь, возразил:
– Нельзя, Иван Павлович... Окна у нас того... одна видимость только. Они обманные, не открываются.
– Мало вам государство обманывать! Так еще и самих себя решили обмануть? Вот я вас!
– погрозил Батурин пальцем.
На этот раз с механиком заодно смеялись и хозяева, а Иван Павлович шумно сопел и требовательно оглядывал стол: не поймешь - не то шутил, не то и впрямь сердился.
– Это все она виновата, - сказал Кутузов и кивнул на жену.
– Строили веранду, говорю: форточку давай сделаем. А она мне: чтоб мухоту разводить? Я, говорит, твоей башкой заткну эту форточку...
– Ковда я тебе говорила, ковда?
– затараторила хозяйка.
– Ты в избе-то фортку не открываешь - боишься, кабы кто не влез.
– Ну, ладно... Растворяй дверь на улицу, - сказал Батурин.
– Так ведь слышно будет. Пацаны сбегутся, - робко возразил Кутузов.
– А ты отгонять станешь... Вместо Полкана.
Механик опять засмеялся.
– Садись, Андреич! Садись, - приглашал и меня и хозяев Батурин.
– Если и не отдохнем, то хоть попаримся.
Батурин налил всем водки по граненому стакану и первым поднял свой:
– Ну, за самих себя.
Выпили все до донышка; даже хозяйка пила, хоть и морщилась и плевалась потом, приговаривая: «И кто ее выдумал? Чтоб ему в гробу перевернуться!»
Водка была теплой до тошноты, и я оставил полстакана.
– Андреич, ты что? Ай обиделся?
– удивился Батурин.
– Да как-то боязнь - сразу и до дна, - попытался отшутиться я.
– Надо сперва приглядеться к ней.
– Э-э, нет! Ее брать надо с ходу, штурмом. Иначе она тебя самого одолеет. Выпить стакан - одно дело, а растянуть его на двадцать два наперстка - совсем другое. Пей и не мешкай! А главное - закусывай, закусывай... Ешь сало! Ни один хмель тебя не возьмет.
– А я люблю витамином закусывать, - сказал механик, - томатным соком. Во!
– он теперь тоже покраснел и на его крутом высоком лбу засверкали такие же бисеринки пота, а черные высокие волосы опали и залоснились.