Старый новый мир (сборник)
Шрифт:
— Дары? — кривился Кирилл. — Да мы работаем, как проклятые, за эти дары! — Он смотрел на Алекса и велел ему молчать. Велел потому, что Алекс всегда говорил, что его работа — самая лёгкая работа в мире. Говорил всем, кто никогда не работал старателем. В их глазах он был почти сыном миллионера, жизнь которого легка и красива. Конечно, Алекс врал, но зачем это делал, не мог объяснить. Никто из вас не мог объяснить и понять его поступков, особенно когда он умер на Иделии. Даже не умер, а просто пропал, ушёл вслед за придуманной самим собою сказкой. Сказкой о беззаботной жизни старателя. Кирилл говорил, что Алекс хотел найти новые залежи ЛСПРКЕ. Найти и стать по-настоящему богатым и знаменитым. Да. Ещё одна сказка. Сказка Алекса.
После, когда ты начал встречаться с Ниной, Кирилл намекал тебе расспросить её о том, что на самом деле происходило с вашим другом, но ты так и не смог найти подходящий момент, а Нина настырно молчала. Лишь однажды, под теразином, она призналась, что от Алекса у неё не осталось ни одного подарка, ни одной вещи на память, и что она совершенно не жалеет об этом. Призналась, а потом вкрадчиво спросила, ревновал бы ты её к Алексу, если бы он был жив. Ты сказал, что нет.
— Жаль, —
— Это значит, что у меня мозги уже не больше грецкого ореха, — попытался пошутить ты, но Нина не услышала твоих слов. Она лежала на спине, глядя в потолок, и тихо шептала, что никто не дарит ей подарков. Совсем никто. Голос её был монотонным, словно молитва. Ты почувствовал, что засыпаешь. Она ткнула тебя локтем в бок и велела убираться. — Убираться? — растерялся ты. — Куда убираться? Это ведь моя квартира.
— А мне плевать! — Нина повернулась на бок, к тебе спиной. — Уходи, куда хочешь. Хотя бы на эту ночь. Видеть тебя не могу.
— Сама уходи, — сказал ей ты. Она расплакалась, напугав тебя неожиданными слезами. Затем так же неожиданно затихла, стала серьёзной. Оделась, ушла, так и не сказав ни слова. Вы не разговаривали больше месяца, не видели друг друга, затем встретились в «Адской кухне» и провели вместе ночь. Затем снова не встречались почти месяц. И снова встретились и провели вместе ночь. Потом всё наладилось, снова рассыпалось и снова наладилось. Один старый старатель как-то сказал тебе, что отношения между мужчиной и женщиной длятся так же, как и начинались. И если вначале был просто случайный секс, то потом вся жизнь будет такой же случайной, хаотичной. Ты не придал этим словам никакого значения, но они запомнились тебе. Ты даже поделился ими с Кириллом.
— Может быть, старик и прав, — сказал он задумчиво. — А может быть, тебе просто пора оставить Нину. — Кирилл громко рассмеялся и пообещал тебе, что если ты не подумаешь об этом, то однажды на работе он заведёт так далеко, что ты уже не сможешь вернуться, и умрёшь, как Алекс. Ты напомнил ему, что Алекс действительно умер в его смену. — Не умер, а пропал, — поправил Кирилл.
— Это почти одно и то же. — Ты выдержал его тяжёлый взгляд и предложил выпить. Он не отказался, но и спор между вами не прекратился. Даже когда пришли друзья, вы продолжали спорить, не особенно помня причину спора. И лишь когда пришла Нина, Кирилл поднялся и ушёл. — Между вами когда-нибудь что-то было? — спросил ты Нину. Она растерянно хлопнула глазами, покраснела, послала тебя к чёрту, и тоже ушла. — Да я бы не обиделся. Мне просто интересно! — крикнул ты ей в спину, но она не обернулась.
Сейчас, на раскалённой планете, тебе тоже интересно. Интересно найти Алекса. Это желание усиливается, ведёт тебя вперёд. Датчик кислорода в критической красной зоне. Ты спускаешься с горной гряды. Когда-то здесь точно так же шёл Алекс. Вот только тогда здесь никто не вёл разработок. Да и скоро никто не будет вести. Золотая жила ЛСПРКЕ иссякает, и скоро придётся уходить вглубь тёмной стороны планеты, к новым залежам. Никто не хочет тратиться на исследования раскалённой части. Никто не хочет рисковать жизнью. Никто, кроме Алекса. «Наверное, у него в крови было слишком много теразина», — думаешь ты, спотыкаешься о камни, едва не падаешь. От сильной гравитации начинают болеть ноги. Колени горят огнём. Ты думаешь о том, что нужно идти назад, хочешь обернуться, видишь далёкий блеск скафандра, замираешь, пытаешься вычислить, сколько потребуется времени на путь и сможешь ли ты после этого вернуться. «Но ведь там, Алекс», — говоришь ты себе. «Мёртвый Алекс, которому на всё плевать», — звучит в голове голос Кирилла. И тут же появляется голос самого Алекса, который сидит за столиком в «Адской кухне», и заявляет, что больше всего не хочет, чтобы после смерти его хоронили. «Меня нужно сжечь! — кричит он. — Как и всех на Орфее 16. Сжечь! Сжечь». «Ладно. Сожжём», — обещаешь ему ты и продолжаешь идти вперёд. Где-то далеко, в кабине погрузчика, Кирилл включает запись переговоров. Ты знаешь это, потому что так было, когда пропал Алекс. Никто не хочет отвечать за смерть старателя. Особенно если у старателя поехала крыша. Поэтому ты не винишь Кирилла. Но и умирать ты здесь не собираешься. В конце концов, это последние дни твоей работы. Работы, которая убивает тебя, но без которой ты снова станешь никем. И если можно было бы остаться, ты бы остался. Хотя бы ещё на год. Но правила есть правила. Хотя сейчас ты нарушаешь правила. Далёкие блики становятся ярче. Ты убеждаешь себя, что это действительно скафандр Алекса. Убеждаешь и пытаешься не думать о том, как потащишь то, что осталось от друга, назад. Стал бы ты делать это пару лет назад, когда работа была в самом расцвете? Наверно, нет. Хотя решения иногда принимаются спонтанно, и их невозможно предсказать. Всё зависит от обстоятельств. Ты снова спотыкаешься, бормочешь проклятия.
— Иди назад, старая развалина! — говорит тебе Кирилл. Ты снова посылаешь его к чёрту. Видишь сорванный со скафандра блок экстренной помощи. Блок помощи, который принадлежал Алексу. Самого Алекса нигде нет. «Всё. Хватит. Нужно идти назад», — решаешь ты, словно последний час был сном, а сейчас ты вдруг проснулся и испугался происходящего. Далёкий горизонт залит чернотой. Горизонт, за который, скорее всего, ушёл Алекс. Выходит, Кирилл прав: ваш друг спятил, свихнулся, убил себя. Ты разворачиваешься, идёшь назад. Возле ползущих вверх горных пород твоя нога проваливается под землю. Боль обжигает сознание. «Только бы не разорвать скафандр», — думаешь ты, пытаясь выбраться из ямы. На скафандре блестит и переливается фиолетовая пыль. Точно так же блестит пыль ЛСПРКЕ. Ты заглядываешь в яму, которая едва не похоронила тебя здесь, опускаешься на колени, пытаешься дотянуться до отколотых кусков монолитной породы. Датчик радиации начинает пищать. Ты вспоминаешь истории об урановой руде. Хорошо, что радиация ЛСПРКЕ убивает чуть иначе. С безумием можно жить. Для борьбы с безумием есть теразин. Ты убираешь образцы породы в контейнер первой помощи, выбросив оттуда рацию и комплект экстренного ремонта скафандра. Всё. Теперь, если что-то пойдёт не так, шанса на спасение не будет. Ты снова заглядываешь в яму, которая едва не стала твоей могилой. Может быть, Алекс остался лежать в одной из таких ям?
Ты думаешь об этом, когда фиолетовая
— Стой, дурак! — говорит тебе кто-то за спиной. Ты вздрагиваешь, замираешь с занесённой над бездной ногой. Голос кажется знакомым. Забытым, но знакомым.
— Алекс? — Ты недоверчиво оборачиваешься. Мёртвый друг смотрит на тебя и улыбается. На нём нет скафандра. Он одет в лёгкую футболку и рабочие брюки. Горячий воздух раздувает его прямые светлые волосы.
— Какого чёрта ты только что хотел сделать? — спрашивает он тебя. Ты слышишь его голос, но не понимаешь сути вопроса, не хочешь понимать. В голове мелькают сотни вариантов его чудесного спасения, но это иллюзия, как во снах после его смерти, когда тебе снилось, что Алекс решил разыграть вас всех, инсценировав смерть, или просто став жертвой какой-то ошибки. Как-то раз тебе приснилось, что он просто ушёл в «Адскую кухню», чтобы выпить, а Кирилл решил, что он умер. Ты заходишь в бар и видишь Алекса. Он сидит за столом и смеётся по поводу своих предстоящих похорон. «И не думай, что я обижаюсь на тебя за Нину, — говорит он тебе во сне. — Это всего лишь женщина. Понимаешь?» Он подмигивает тебе, и ты улыбаешься, давая понять, что понял его, хотя в голове звучит голос Нины, которая несколько раз в сердцах называла Алекса настоящей скотиной, хотя подробностей не раскрывала. Это была её маленькая тайна. Её и Алекса. Не твоя. «Хочешь, чтобы я рассказал тебе об этом?» — предлагает тебе во сне Алекс. Ты пожимаешь плечами. Пожимаешь тогда, во сне. Сейчас же это не сон. Ты знаешь, что это не сон. Слишком много мелочей. Слишком много деталей. Возможно, виной всему теразин, но и в это почему-то верится с трудом. ЛСПРКЕ выжигает из организма все остатки препарата. — Да. Верно. На этой планете невозможно поймать кайф, — говорит тебе Алекс. Такой настоящий Алекс. Он снова улыбается и протягивает тебе в приветствие руку. Ты отступаешь назад, забыв о колодце, видишь на лице Алекса испуг и сам пугаешься вместе с ним. Крупные капли пота скатываются со лба, попадают в глаза. Ты зажмуриваешься. Темнота. Слышишь, как пищит датчик критического давления в кислородных баллонах? Попытайся сосредоточиться на нём. Есть только ты, дорога до погрузчика и этот писк. Всё остальное не имеет значения. В данный момент не имеет значения. — Ну, как знаешь! — говорит тебе Алекс. Ты слышишь в его голосе нотки смеха. Такие настоящие. Такие подлинные. Ведь он всегда так говорил. Но он нереален. Не может быть реален. Ведь так? Ты осторожно открываешь глаза. Вокруг никого нет. Только писк приборов и колодец за спиной. Нет, не смотри в него. Разворачивайся и беги со всех ног прочь, к погрузчику. Скальные породы обваливаются под ногами. Гремят катящиеся вниз камни. Ты начинаешь задыхаться. Голова кружится. Жара становится невыносимой. Вся жизнь кажется невыносимой. Но ты цепляешься за неё, бежишь к ней.
— А я уж решил, что ты действительно ненормальный! — смеётся Кирилл, когда ты поднимаешься на борт погрузчика. Его голос звучит где-то далеко. Ты лежишь на спине, жадно хватая ртом воздух и не веря, что жив. — Что случилось, друг? — спрашивает Кирилл. — Слишком много теразина?
— Кажется. — Ты пытаешься подняться, пытаешься рассказать про Алекса.
— Точно, теразин! — Кирилл включает зажигание. Погрузчик ползёт к главному кораблю. Ползёт медленно, неуклюже переваливались через камни и пересекая кратеры. Ты снимаешь скафандр. Кирилл говорит, что это не по правилам, но тебе плевать. Мышцы ещё не болят, но скоро всё тело скрутят судороги. Ты знаешь это, потому что так было прежде. Чёртово трёхкратное притяжение сломит даже ветеранов. Особенно ветеранов. Хотя вы и говорите, что это не так, но это ложь. С годами работать становится всё сложнее. Тело изнашивается, чтобы ни говорили врачи. Колени ноют, мышцы растут, словно у атлетов, но иногда кажется, что в них совершенно нет силы, что их объём ни пропорционален силе. И эта вечная слабость. И как бы вас не уверяли, что всё дело в вашей собственной голове, что это не более чем психосоматические боли, вы знаете, что планета убивает вас, изнашивает, превращает в стариков. Внешне, духовно. Поэтому, возможно, вы и держитесь вместе. Одной семьёй. Но семьёй не дружной. Потому что внутри семьи злости и ненависти не меньше, чем и в окружающем мире. Вы едины, только если речь идёт о чём-то инородном, внешнем. В остальном вы такие же чужаки друг для друга. Даже среди друзей. Ты замираешь, вспоминая Алекса. Вспоминаешь найденные залежи ЛСПРКЕ. Теперь отстегни от скафандра контейнер первой помощи, убедись, что фиолетовая порода там, убедись, что Кирилл ничего не заметил. Потому что находка принадлежит только тебе. Тебе одному. Такая вот дружба. «Может, Алекс не пропал? — думаешь ты. — Может, он нашёл залежи ЛСПРКЕ и сбежал к чёрту с Орфея 16?» Ты вспоминаешь его лицо. Вернее, его лица — одно из прошлого, другое из сегодняшнего дня. Нет. Такого не может быть. Найденная порода в контейнере первой помощи реальна, а вот Алекс — нет. Никогда. Погрузчик вздрагивает, медленно заползая на борт корабля. Ты садишься в вытертое кресло, пристёгиваешься. Гудят двигатели, поднимая вас в небо. Кирилл что-то говорит, но ты не понимаешь, с кем он разговаривает. Не хочешь понимать. Глаза закрываются. Ты проваливаешься в темноту, проваливаешься в фиолетовую бездну, которая смотрела на тебя сегодня из глубины найденного колодца. И всё уходит, остаётся где-то далеко. Ты падаешь вниз, чувствуя свободу. Слышишь, как ветер свистит в ушах, и это тебе нравится. Вокруг всё сверкает, искрится. Ты улыбаешься. — Эй, ты чего? — спрашивает Кирилл. Голос его звучит где-то далеко. Даже его прикосновение кажется каким-то нереальным. — Да очнись ты! — теряет он терпение, бьёт тебя по лицу. Ты открываешь глаза. Щека болит от пощёчины. — Я думал, у тебя припадок, — говорит Кирилл без единого намёка на извинения. Ты проверяешь контейнер первой помощи. На месте ли найденная порода? На месте. Держи его крепче. Не выпускай из рук. Даже в душе, по дороге к станции Орфей 16 старайся держаться так, чтобы видеть контейнер. — Да что с тобой?! — спрашивает тебя Кирилл, предлагает взять пару выходных.