Старый рыцарь
Шрифт:
– Хватит с меня молитв, – мрачно ответил Фолкмар. Ницель ожидаемо не проснулся, и он решил поскорее покинуть центр столицы. Кажется, в Теллостосе было запрещено таскать мертвецов по улицам городов, если, конечно, они не лежали в гробу. Наверное, не разрешалось это и в Аоэстреде, Фолкмар, право, не знал, только догадывался. Горечь Отца Огня уже не защищала нюх. От Ницеля начало смердить. Запах прогорклого сыра, сырых портянок и чего-то неизменно тухлого был хорошо знаком – от него так пахло всегда. Мылся Ницель по каким-то циклам небес, которые только ему одному были ведомы. Фолкмар подозревал, что тот просто отлынивал.
– Какой величественный
– Чемпион, – ответил Фолкмар, пытаясь нащупать веревку у себя на поясе. Хорошо бы привязать Ницеля к седлу, чтобы тот не свалился.
– Надо же… Покойного коня нашего дражайшего короля звали так же. Невообразимой красоты был скакун. Впрочем, так говорят. Сам его я не видел, ведь он погиб в бою весен двадцать назад. Но у него была вороненая грива, точно, как и у вашего.
И что такого в этом короле, что люди готовы целовать ему зад? Двадцать весен назад Фолкмар был так далеко, что не слышал о Теллостосе даже от заезжих купцов. Не знал он и какие короли правили все это время страной, которую он давно покинул. И теперь рассказы о господский конях ему были совершенно не интересны.
Веревки на бедре Фолкмар не нащупал, как и мешочка с монетами.
– Паршивец! – в отчаянии вскричал Фолкмар, – Этот мальчишка сорвал мой кошель!
– Печально. С каждым днем они все наглее и наглее. Давно пора пообрубать им руки, да королева перед детьми слаба, запрещает. А что это у вас на седле? – оторн схватился за тонколистное огниво, висевшее на походной сумке. Походило оно на ивовый лист, по тонкому краю тянулась блестящая кайма начищенной стали. Когда-то искусные мастера Дальних Рубежей сточили каждую жилку, наделив огниво жизнью. Но время стачивало красоту, напоминая, что это всего лишь кусок металла.
«Видно, он сорока, раз хватается за все блестящее».
– Этим я счищаю грязь с сапог, – охотно ответил Фолкмар. С этого дня он разрешил себе говорить неправду, не испытывая угрызений совести. Раньше, бывало, она частенько его доставала.
Оторн одернул руку.
– Вы, случаем, не знаете, куда они могли отправиться? – спросил рыцарь, седлая коня. Ницель любезно подвинулся. Он был легок, словно мешок осенних листьев.
«Какой же ты, дружище, все-таки хлипкий. Наверное, и мне нужно почаще выбирать мясо вместо браги».
– В Псовый переулок, конечно. Где еще может утаиться подобное отродье? Эти улицы не перестают нести своих щенят.
– Благодарю, – кивнул рыцарь и натянул поводья, даже не спросив, где находится этот Псовый переулок.
– Если ваш друг все же умер, могу предложить отпевание, – оторн проводил гостя взглядом, его глянцевая макушка отразила солнце, – По указу короля Реборна для всех воинов оно совершенно бесплатно.
«Вот только он не воин, я так и не посвятил его в рыцари».
– Он не мертв.
– Да-да… конечно. Воины живут вечно, – лучезарно улыбнулся клирик.
Поджав седые усы, Фолкмар пришпорил коня.
Глава 2. Псовый Переулок
За тридцать весен, что он не бывал в столице, все сильно изменилось. Выросли новые дома. Мостовые оделись в глянцевый камень, который не вспарывал подошвы сапог и не ранил пятки, как прежде. Улицы обзавелись крикливыми торговцами сладких булочек, сушеной рыбы, блестящих горшков и орущей живности. К слову, ни в одном городе Фолкмар не видел столько торговцев. Оно и не удивительно, ведь Аоэстред слыл портовым городом.
Несколько сотен лет после перемен Красного Моря
Матеря на чем свет стоит, широкорукий каменотес рекомендовал подмастерьям устанавливать статую пышной молочницы более аккуратно. У нее были крутые бедра и полные груди, и совсем не много молока. Что-то не припоминал старый рыцарь, чтобы перед трактирами располагали подобные творения. Каменная парча прикрывала ровно столько, чтобы возбудить аппетит даже у сытого, но не нарваться на гнев вечно бдящих клириков. В нос ударил дурманящий запах тушеного мяса. Кто-то слева похвастался, насколько сочный у него в таверне гуляш. Цок-Цок. Чемпион отчеканивал шаг по гулкому камню, а Фолкмар пытался не обращать внимания на урчание в животе.
Краснощекий торговец специями отгонял перцовых мух от разноцветных пряностей. Весь город, как и эти специи, пестрел множеством цветов. Одежды мелькали перед глазами яркими пятнами, среди которых едва ли можно было уловить серый. Одно время Фолкмару показалось, что у него вот-вот закружится голова. Среди бесчисленного южного народу сновали высокорослые патрули северян. Много солдат, много людей. Сотни людей… Видимо, все эти годы они только и делали, что размножались.
Но там, куда направлялся Фолкмар, все обстояло совсем иначе. В этом он был просто уверен. Сколько бы не прошло времени, тридцать ли весен, сотня или даже тысяча, Псовый переулок останется также хмур и неприветлив. Там будет так же много псов, столько же оборванных, озверевших бездомышей, а может и больше. Стены будут пестреть морским оранжевым, смешанным с серой плесенью, люди жать правой рукой твою руку, а левой шарить по порткам. Если, конечно, решат проявить вежливость. Нередко случайный захожий возвращался с бедных кварталов с лезвием в боку. Здесь можно было найти то, что не продают торговцы даже на центральной площади Аоэстреда, но за это можно было попасть на плаху. Здесь можно было найти тех, кто может устроить плаху твоему врагу за определенную плату. Это была окраина окраин, раскинувшаяся далеко за пустырем. Псовый переулок. Когда-то он стал Фолкмару отцом и матерью, которых он никогда не видел. Он не знал, где родился, но знал, где вырос. Непривычно было возвращаться в родные стены. Память всегда сторонилась минувших воспоминаний.
– Эй, малец, иди-ка сюда, – Фолкмар подозвал босоногого мальчишку весен пяти, распинающего дохлую кошку на самодельном колесе. Он был слишком юн, поэтому делал это неправильно. – Знаешь, что у меня в руке?
– Это медяк, – мальчик посмотрел на рыцаря, как на дурака.
Фолкмар улыбнулся.
– Получишь его, если скажешь, где старшие собираются после дела.
Все дети Псового переулка рождались с ручками в чужих карманах. Фолкмар не был исключением. В пять весен он мог выдернуть перо из задницы гуся, а тот не раскрыл бы клюва. Все дети знали, куда нужно идти после удачной вылазки.