Старый знакомый
Шрифт:
— Вас ист дас за номера? — спросил на том же немецко-русском диалекте Глухов, и немец действительно отлично его понял.
Оказывается, оба номера строгий майор запретил на том основании, что счёл их безнравственными.
— Герр комендант, — лепетал хозяин варьете, — не является ли баптистом господин майор? Уверяю вас, в программе нет ничего безнравственного. Наконец у меня варьете, а не воскресная служба в кирхе, герр комендант!.. Да, фрейлейн Грита, исполняющая песенки, действительно выходит на сцену в газовой тюнике, но что тут плохого, уважаемый господин комендант, особенно если учесть, что у фрейлейн Гриты божественный бюст? Что же касается фрейлейн Вероники, которая танцует мексиканское танго и, по ходу танца постепенно раздеваясь, даёт возможность публике обстоятельно всё рассмотреть, так это же балет, а не что-либо иное… Почему же уважаемый майор Пискунов так беспощаден к балету?
— Если не ошибаюсь, — обратился Леонтьев к хозяину варьете, — вы пришли на приём вдвоём?
— Совершенно верно, герр оберст, — ответил немец. — Это мой компаньон. Он ожидает в приёмной решения господина коменданта, так как мы распределили между собой обязанности: он ведает программой, а я хлопочу о разрешении…
— Вы давно стали хозяином варьете?
— Три года тому назад, герр оберст.
— А ваш компаньон?
— Как вам сказать, герр оберст… Моим компаньоном он стал недавно, точнее, на днях… Поскольку комендатура закрыла его заведение…
— А какое у него было заведение?
— Я не знаю, как лучше выразиться, господин полковник, — замялся хозяин варьете. — Мой компаньон… Одним словом, у него было такое заведение, о котором не принято говорить при дамах, господин полковник…
— Здесь, кажется, нет дам…
— У него был бордель, господин полковник, прошу меня извинить.
— Уже если извинять, то его, а не вас, — ответил Сергей Павлович. — И ваш компаньон порекомендовал эти два номера из бывшего своего заведения… Так?
— В какой-то мере, господин полковник…
— Как видите, майор Пискунов беспощаден не к балету, а совсем к другим вещам. Хорошо, идите, мы проверим этот вопрос.
Пятясь и непрерывно кланяясь, хозяин варьете вышел из кабинета. Глухов и Сергей Павлович посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Ну, кто там ещё? — спросил Сергей Павлович.
— Сейчас. — Глухов, снова открыв дверь, произнёс привычное «битте».
В кабинет вошла сухая, высокая женщина, в расшитом чепце и тёмном, закрытом платье крестьянского покроя. За нею, держа в руке зелёную тирольскую шляпу с пером, осторожно следовал маленький, круглый, как шар, человечек с выражением крайнего испуга на красном, обветренном лице.
— Гутен таг, герр комендант!.. — басом пропела женщина и сделала нечто вроде книксена.
— Гутен таг, герр комендант! — тоненьким голосом повторил как эхо мужчина и низко поклонился.
— Гутен таг! — ответил Глухов. — Зецен зи, битте…
— Вот такое дело, герр комендант, — решительно начала женщина. — Я есть Анна-Мария Глезер. Это есть Карл Глезер. Между прочим, герр комендант, Карл Глезер есть мой муж…
— Я вас слушаю, фрау Глезер, — сказал Глухов и тут же шепнул сидящему рядом с ним Леонтьеву: «Ручаюсь, пришли отказываться от земли…»
— Вчера, герр комендант, меня, Анну-Марию Глезер, и моего мужа Карла Глезер вызвали в контору поместья господина фон Равеца и там объявили, что я, Анна-Мария Глезер, и мой муж, Карл Глезер, должны взять землю господина фон Равеца… — начала женщина.
— Да, да, ровно три гектара, герр комендант, за прудом, недалеко от беседки, где господин фон Равец всегда играл в преферанс, — добавил её муж.
— Понятно. Вас волен зи по такому случаю? — быстро спросил Глухов.
И опять поразился Сергей Павлович тому, что эти немецкие крестьяне отлично поняли подполковника.
— Их данке, герр комендант, — произнесла женщина и опять сделала нечто вроде книксена.
— Их данке, — пропищал её муж.
Глухов смутился и растерянно посмотрел на Сергея Павловича.
— Смотрите, берут… — шепнул, смутившись, Глухов. — Удивлён!..
И, обращаясь уже к крестьянам, произнёс:
— Зеер гут. Одним словом, в добрый час… Гуте ур!..
— Мы пришли сказать, господин комендант, — снова произнесла женщина, — что я, Анна-Мария Глезер, и мой муж, Карл Глезер, не можем взять эту землю…
— Да, да, мы никак не можем! — повторил Карл Глезер.
— Что я вам говорил?! — сразу успокоившись, прошептал Леонтьеву Глухов. — Уж я их знаю!..
— Неужели такая плохая земля? — сделав вид, что не понимает причины отказа, обратился Леонтьев к супружеской чете.
— О, что вы говорите, герр оберст! — почти с испугом ответила женщина. — Превосходная земля!.. Это же земля барона фон Равеца!.. Разве у него могла быть плохая земля?
— У барона фон Равеца не могло быть плохой земли, — подтвердил Карл Глезер. — На то он и барон…
— Но если земля хороша, то почему же вы не хотите её брать? — улыбаясь, спросил Леонтьев.
— Потому что это земля барона фон Равеца, — ответила женщина.
— Да, да, это же его земля, — произнёс её муж.
— А разве вы не знаете, что помещичьи земли теперь будут отданы крестьянам? — спросил Леонтьев.
— Нам сказали, что хотят так сделать, герр оберст, — ответила крестьянка. — Но ведь барон не оставил такого завещания.
— А барон разве умер?
— Нет, он удрал на запад, герр оберст. Он не умер. Тем более мы не можем взять его землю без его согласия…
— Как же можно без согласия барона? — удивленно пропищал Карл Глезер. — Три дня назад от барона пришло письмо — он запрещает бауэрам брать землю…
— Да, да, и господин барон пишет, что скоро вернётся обратно, в своё поместье, герр оберст…
— Я сомневаюсь в этом, — произнёс Леонтьев. — Но если барон и вернётся, то никто не вернёт ему поместья… Он может получить такой же надел земли, как и любой из вас, не больше…
— Но это же его земля, — воскликнула женщина.
— Нет, это народная земля, — уже рассердившись, сказал Леонтьев. — И вам пора это понять… Где вы живёте?