Стать бессмертным
Шрифт:
Первое испытание «изделия» было назначено на ноябрь 1976 года, но во время предпусковых проверок отказала автоматика охлаждения грунтоплавильного модуля, и испытание перенесли на январь 1977-го. С наступлением нового года всплыли ещё несколько недоработок в системе энергоснабжения и вентиляции, и испытание вновь отложили, сначала на февраль, а потом и на март. Днём испытания было выбрано четвёртое число, пятница. Почему именно пятница, сказать сложно, скорее всего, потому, что к тому времени в НИИгеомаше просто перестали различать дни недели.
По настоянию атомщиков изделие по
По-хорошему, присутствие Евгения Ивановича на испытании исключалось — не та у него была должность — но по распоряжению Ильи ему разрешили посидеть в кабине техника.
— Только сиди тихо! — велел ему Илья, — и не рыпайся. Если спросят, кто такой, скажешь, я разрешил. Если чего понадобится, вот телефон, звони в дежурку.
Евгений Иванович занял позицию в небольшой стеклянной будке в девять часов утра, когда на главном щите ещё было безлюдно. До этого момента он ни разу здесь не был и поэтому немного волновался.
То, что увидел Евгений Иванович, было очень похоже на Центр управления космическими полётами, который иногда показывали по телевизору, только здорово уменьшенный в размерах. Из «стекляшки» открывался несколько футуристический вид на большой чёрно-белый экран, справа и слева от которого располагались экраны поменьше, и пока ещё пустые рабочие места операторов, так называемые «АРМы».
К половине десятого на главный щит стали подтягиваться люди. Некоторых из них Евгений Иванович знал, но подавляющее большинство видел впервые. Входящие стали занимать рабочие места по следующему принципу: слева садились специалисты Курчатовского института, справа — ниигеомашевцы, причём, не просто так, а по ранжиру. В центре сел директор института — академик Александровский, по правую руку от него как заместитель директора по научно-техническому развитию — Илья Михайлович Щетинкин, а дальше, в порядке убывания должностей расселись все остальные. Слева от Александровского расположился руководитель курчатовцев, профессор Русаков, а за ним, должно быть, в сходном порядке с хозяевами, его подчинённые.
Самым последним в помещение зашёл пожилой человек очень низкого роста с зачёсанной лысиной и очках с сильными линзами. На человеке был слегка помятый костюм мышиного цвета, который, как показалось Евгению Ивановичу, был ему несколько велик. Не успел человек в костюме сделать и трёх шагов по залу, как все присутствующие разом поднялись со своих мест и по очереди стали с ним здороваться. Человек в костюме, не останавливаясь, молча отвечал мелкими кивками. Повинуясь общему порыву, вскочил и Евгений Иванович в своей будке, хотя в этом не было никакой необходимости.
Высокий гость не стал присоединяться ни к одной из «компаний», а занял место позади,
«Ого, кто к нам пожаловал! — подумал Евгений Иванович, — проект-то, оказывается, на контроле ЦК».
Наконец, все расселись, и на большом экране появилась сначала нечёткая и прыгающая, но вскоре ставшая вполне себе сносной картинка. Евгений Иванович долго всматривался в неё, пока ни сообразил, что это есть небольшой участок внутренней поверхности тоннеля, в котором находится изделие. На остальных экранах вскоре тоже появилось изображение — диаграммы и таблицы — содержание которых Евгению Ивановичу в основном было понятно.
Первой фазой эксперимента, то есть пуском реактора, руководил Русаков. Он отдавал команды своим сотрудникам до того спокойным и даже несколько меланхоличным, высоким голоском, что со стороны могло показаться, будто речь идёт, в лучшем случае, о перестановке мебели на чьей-то даче. Евгений Иванович, подобно многим другим людям, испытывал суеверный страх перед всем, что связано с атомной энергетикой, и поэтому, когда на его глазах запуском целого ядерного реактора командовал невзрачный, писклявый мужичок, на мгновенье усомнился в реальности происходящего.
Реактор был запущен спустя два с половиной часа после начала эксперимента. По залу прокатились нестройные аплодисменты и одобрительные возгласы. Александровский поднялся со своего места и пожал руку широко улыбающемуся Русакову. После рукопожатия и поздравлений оба повернулись к члену ЦК. Тот невозмутимо покивал головой, мол, продолжайте, ребята.
Евгений Иванович понимал, что видел только заключительную часть работ, так сказать, финал апофеоз, и что этому самому пуску предшествовали месяцы, а то и годы работ сначала в «Курчатовском институте», а потом и здесь, под землёй в НИИгеомаше.
«Всё это по большей части предназначается для дорого гостя, — подумал он, — ничего лишнего ему не покажут».
Теперь по программе испытаний необходимо было протестировать другие системы агрегата, в том числе грунтоплавильный модуль, и бразды правления были переданы Александровскому. В отличие от Русакова тот отдавал команды отрывисто и чётко, словно был на плацу.
«Ещё минута, и тут все строем начнут ходить», — усмехнулся Евгений Иванович.
Было уже четыре часа дня, когда картинка на экране неожиданно начала двигаться, что вызвало одобрительный гул в зале.
— Все системы изделия работают в штатном режиме, — сообщил голос по громкой связи, — скорость продольного перемещения — один и три десятых сантиметра в минуту.
Гул в зале усилился. Люди, до сих пор сидевшие практически неподвижно, начали ёрзать на своих креслах и переговариваться друг с другом громким возбуждённым шёпотом. Многие, как бы невзначай, поглядывали в сторону Александровского, ожидая его реакции. Заёрзал и Евгений Иванович в своей «стекляшке», которого всё это уже здорово утомило. От сидения на не очень-то удобном стуле у него затекли ноги, и ныла спина.