Стать последней
Шрифт:
— Ну, что смотришь? — он даже глаз не открыл, а я дернулась от неожиданности. — В палатке есть ножи, неужели еще не нашла? Или собираешься душить голыми руками?
И дыхание все такое же ровное. Я успокоилась и положила голову обратно. Ответила тихо:
— Я убила пятнадцать воинов из твоего народа, но на пятнадцатом мой путь оборвался. Поэтому нет, я не думала о том, как тебя убить. Но почему ты оставил меня здесь, если ждал этого?
— Если меня убьет женщина, да еще и во сне, то и мой путь можно считать оборванным, —
Мы лежали рядом и смотрели друг на друга, говорили тихо. В таком спокойном тоне не ожидаешь угроз. И потому Криит сейчас не пугал.
— Вру, сын вождя. Возможно, просто об этом мечтала.
— Тогда зачем смотрела на меня? — он вернулся к прежней теме. — Пытаешься привыкнуть ко мне, раз другого выбора нет?
— Нет. Я думала… думала о том, может ли глава насильников и убийц сам не быть насильником и убийцей?
— Не может, — он прищурился и будто пригляделся к моим губам. — Я хуже их всех вместе взятых, потому что… неважно. Что у тебя во рту?
Я немного приоткрыла рот, высунула язык и показала ему жемчужину, которую еще сама не имела возможности рассмотреть. Пояснила, как могла:
— Это знак вечного служения богине добрых духов. Я была жрицей.
— Интересно, — он приподнялся на локте и навис надо мной. Я оставалась обнаженной, поэтому прижала рукой покрывало к груди, даря себе чувство мнимой защищенности. — Покажи еще раз.
Пришлось открыть рот. Не буду же я спорить из-за такой ерунды. Его глаза будто потемнели, когда он наклонился ниже, разглядывая.
— Что-то подобное делают у нас только шаманы. Ты шаманка, Тали?
— Нет, сын вождя. Это просто знак служения.
— Но если бы была, все равно бы не призналась? — его глаза смеялись, но ощущение веселья промелькнуло только на миг. — Это синий жемчуг, но мелкий и гладкий. Покажи снова.
Кажется, я понимала, почему его дыхание становится тяжелее, но не связывала это осознанно с возникшей близостью. Но когда я приоткрыла губы, он наклонился еще сильнее и коснулся кончиком своего языка моего. Мне даже отшатнуться было некуда, поэтому я только дернулась и сцепила зубы.
— Покажи! — повторил он резче. Глаза уже не светлые. Прижал собой сильнее, не обращая внимания на сопротивление руки.
Я медленно разомкнула губы и сразу приняла его язык. Он кончиком прошелся по жемчужине, отстранился, посмотрел в глаза, а потом снова наклонился, целуя глубже. Немного навалился на меня, тем самым полностью ограничивая движения, но поцелуй его стал приятным открытием: сначала ласковый и медлительный, но вызывающий дрожь, а потом все более настойчивый. Мои глаза сами закрылись, а тело отзывалось на непривычную ласку. Я не целовалась прежде, вообще не умела этого делать, но губы и язык будто сами подстраивались и отвечали. Теперь и я задышала рвано, захотелось убрать руку между нами и обнять его, чтобы это приятное ощущение продлить и усилить.
Но он внезапно остановился, снова посмотрел в глаза — и его взгляд сейчас был совсем другим.
— Я хочу тебя, Тали. Потому задам обещанный вопрос прямо сейчас. Но от твоего ответа ничего не зависит — я чувствую, что ты соврешь.
Я сжалась, внутри назревала истерика. Поцелуй возбудил, заставил хотеть большего, и я даже позабыла о том, что поцелуй возбуждает не только меня.
И Криит ответил за меня:
— Я потерял счет женщинам, а тебе буду первым мужчиной. Ты не станешь для меня последней, но я постараюсь тебя запомнить. Как синюю жемчужину.
Решившись, я не стала сопротивляться, когда он откидывал покрывало, сжимал мою грудь, потом снова целовал, отстранялся, раздвигал бедра и проходился пальцами вдоль складки. Он не пытался доставить удовольствие мне — он сам получал удовольствие, трогая меня. Стянул штаны, отбросил в сторону. Сел между моих ног на колени, широко раздвинув бедра.
Обнажившийся член был огромен, а головка блестела от прозрачной жидкости. Я же испугалась, что он разорвет меня им изнутри. Какую боль выносит женщина, когда ее берет мужчина?
— Нет-нет, Тали, не сжимай ноги, — он надавил мне на колени. — Сейчас я не хочу останавливаться, даже если ты станешь кричать от ужаса.
Он лег на меня, уперся локтем в лежанку, другой рукой направил член внутрь. Это неприятно, но я пыталась расслабиться, насколько могла. Запрокинула голову, чтобы хотя бы мысленно отвлечься от происходящего. Внутри тянуло, но резких движений не было. Криит подавался бедрами вперед и назад плавно. А потом вдруг толкнулся резче, заставив меня выгнуться от смешанных ощущений. И тут же отстранился всем телом, приподнялся, выводя из меня и член.
— Ты не девственница. Как ты оказалась здесь?
Мой голос дрожал, как и все тело. Криит склонен слишком часто меняться, я просто не успевала подстраиваться.
— Я… я…
Что я могла ответить? Что и сама не знала? Что от бесконечных слез у меня отшибло память?
— Сейчас тебя выведут наружу, привяжут к четырем коням и разнесут в разные стороны. Или объясни.
— Сын вождя! — голос заходился от паники. — Я соврала, чтобы выжить!
Он пристально смотрел на мое лицо:
— Сколько у тебя было мужчин? Это было насильно или по любви?
Его интересу я объяснений не находила, но судорожно искала любое объяснение, подходящее для ответа. Вряд ли кто-то из соплеменников изнасиловал бывшую владелицу тела: среди моего народа такие преступления были редкостью, сродни убийству. Наверное, у нее был кто-то… Возможно, до того, как она попала в храм. Или связи с мужчинами в храме не воспрещались — откуда же мне знать? Криит, не дождавшись объяснений, прищурился:
— Кто-то из моих людей? Если тебя взял кто-то из них, то он будет наказан.