Стать японцем
Шрифт:
Глава 5
Тело иноземца: всё не так
Япония жила в условиях автаркии. Количество японцев, которые хотя бы один раз в жизни видели иностранца, было крайне незначительным. В такой среде с легкостью получали распространение неадекватные представления как о загранице, так и о самой Японии и ее обитателях. В этих представлениях телу принадлежала немаловажная роль.
Поначалу, в середине XVI в., европейцев принимали в Японии хорошо, но они все равно считались варварами. Поскольку их корабли прибывали в Японию с юга, их квалифицировали
После усмирения Симабарского восстания нападки на христианство со стороны властей особенно усиливаются. Его квалифицируют как религию, которая учит неповиновению властям (приоритету папы над светской властью), отказу от веры в синтоистских божеств и будд, в глазах элиты оно предстает как разрушитель традиционных этических ценностей. Прежде всего, имелись в виду семейные отношения — отношения между мужчиной и женщиной на Западе казались японцам более равноправными, то есть чудовищными. Заявления миссионеров о том, что только крещение способно избавить от ада, распространялось ими и на некрещеных предков японских христиан, что входило в вопиющее противоречие с культом предков. В качестве практического обоснования изгнания европейцев выступало и то соображение, что через них осуществляется доставка в Японию огнестрельного оружия.
Те известия о событиях в Европе, которые японцы получали от голландцев, служили весомым аргументом в правильности решения о закрытии страны, поскольку Европу сотрясали войны и революции. В. М. Головнин пытался убедить окружавших его японцев в пользе открытия портов, развития международных отношений и выгодности торговли. Однако его собеседники заявили, что в Европе свирепствуют постоянные войны, и если Япония с Китаем войдут в круг европейских отношений, то тогда и в Японии будут бушевать войны. «А если так, — продолжали они, — то для уменьшения народных бедствий не лучше ли, по вашему мнению, оставаться Японии на прежнем основании, нежели входить в связи и сношения с Европой?..» Будучи человеком честным, В. М. Головнин не нашелся с ответом114.
Голландцы регулярно отправлялись в Эдо на аудиенцию к сёгуну (до 1790 г. каждый год, затем один раз в пять лет), где они демонстрировали свою лояльность режиму. В Эдо к ним относились без особого почтения и считали Голландию своим данником. Кемпфер свидетельствует: по повелению сёгуна эти «данники»должны были «вставать и садиться, приветствовать друг друга, танцевать, прыгать, притворяться пьяными, говорить по-японски, читать по-голландски, рисовать, петь, надевать пальто, потом снова снимать его... По приказанию сёгуна мы должны были вот так развлекать его и проделывать множество других обезьяньих кривляний»115.
Без специального на то разрешения голландцы не имели права покидать пределы Дэдзима. Им было запрещено привозить с собой жен, зато за умеренную плату они могли обзавестись японской девушкой. Европейское представление о Японии как о начале «женском» имеет, видимо, своими корнями это время. Голландцам чинили всяческие препятствия в изучении японского языка — в то время японское правительство желало, чтобы мир знал об их стране как можно меньше. В то же самое время сёгунат использовал служащих фактории для подготовки немногочисленных переводчиков с голландского. Как и большинство других занятий того времени, профессия переводчика была наследственной. Контакты голландцев с местными жителями ограничивались крайне незначительным количеством людей, что способствовало легкости, с которой получали распространение разные небылицы о них.
Поскольку европейская одежда скрывала все тело и иноземцы не пользовались распространенными в Японии публичными банями (во многом благодаря христианскому в своей основе убеждению, что баня является рассадником бесстыдства и разврата), это дало повод считать, что они нечистоплотны, а под одеждой скрывают хвосты. Ноги и руки европейцев, более длинные, чем у японцев, также свидетельствовали об их родстве с нечистью. Помещение, в котором какое-то время находился европеец, после его ухода было принято окуривать благовониями. Ношение европейцами одежды из шерстяных тканей также вызывало чувство брезгливости, ибо делало их похожими на зверей.
Образцовый пример дегуманизации европейца по телесному признаку предоставил один из ведущих литераторов «школы Национального учения» Хирата Ацутанэ (1776—1843). Похвалив голландцев, которые, в отличие китайцев, все-таки опрятны, бреют бороду и стригут ногти, Хирата переходит в атаку: глаза у них точь-в-точь собачьи; поскольку у них нет пяток, они приделывают к своим туфлям каблуки; когда они мочатся, то поднимают, подобно собакам, ногу — ведь половой член у них коротко обрезан, словно у собак; голландцы исключительно, каки собаки, похотливы; они предаются пьянству, а потому дожить для них до пятидесяти лет — все равно что японцу дожить до ста118.
Тело европейцев имело не только ужасную «оболочку», они заполняли его «варварским» содержимым. В их повседневную диету входило мясо, им вменялось в вину, что они денно и нощно убивают и поглощают плоть (коров, лошадей, свиней, кур), превращаясь таким образом в диких и агрессивных зверей. Масло и сыр тоже казались японцам отвратительными — как на вкус, так и на запах. Обвиняли европейцев и в том, что они пьют «белую кровь» (молоко). В то же самое время европейцы не ели риса — основу рациона «культурного» человека.
Письменность европейцев тоже казалась ужасной. При ее виде одному автору приходила в голову вереница гусей в небе, другой — Синоноя Тоин (1810—1867) — находил, что общие очертания букв напоминают змей или комаров; их прямые линии похожи на собачьи клыки, округлые линии
После того как Хвостов и Давыдов в 1806—1807 гг. напали на поселения на Сахалине и Курильских островах и сожгли их, сёгунат проникся к России стойкой неприязнью и недоверием. Несмотря на то что впоследствии русские упорно убеждали японских чиновников, что Хвостов с Давыдовым действовали без приказания российского правительства (что было, похоже, чистой правдой), им не верили, поскольку японские чиновники исходили из убеждения, что офицер на службе государя не может действовать без инструкции и по своему произволу. Впрочем, такое государство, в котором военные могут своевольничать таким образом, тоже не прибавляло уважения и доверия.
В 1853 г. в заливе возле Эдо появилась американская флотилия коммодора Перри, которая потребовала открытия японских портов для торговли. На изображениях американского коммодора Перри, которому первому из европейцев удалось подписать с правительством сёгуната договор о дружбе, он и его подчиненные предстают в виде чудовищ, воинственные намерения которых не вызывают сомнения. Алые и толстые губы, оскаленные зубы, длиннющие носы и волосяной покров на лице свидетельствуют о звериной (варварской) природе этих существ. Таковы были американцы в Японии, но и в своей стране они производили впечатление не намного лучше.