Статьи, эссе
Шрифт:
Летний день 17-го года жарок: в лоск — под топотом спотыкающегося фронта. Как же встретил Пастернак эту лавину из лавин — Революцию?
Достоверных примет семнадцатого года в книге мало, при зорчайшем вслушивании, при учитывании тишайших умыслов — три, четыре, пять таких примет.
Начнемте. (В стихотворении «Образец»):
…Белые годы зб поясОдин такой заткнет.Все жили в сушь и впроголодь,В борьбе ожесточась.И никого не трогало,ЧтоЗатем, в стихотворении «Распад»:
…И где привык сдаваться глазНа милость засухи степной,Она, туманная, взвиласьРеволюцьонною копной…И — в том же стихотворении — дальше:
…И воздух степи всполошен:Он чует, он впивает духСолдатских бунтов и зарниц,Он замер, обращаясь в слух,Ложится — слышит: обернись!(не о себе ли?).
Еще, в стихотворении «Свисток милиционера» (с естественно отсутствующим милиционером):
…за оградоюСевер злодейств сереет…Еще три строчки из стихотворения «Душная ночь»:
…В осиротелой и бессоннойСырой, всемирной широтеС постов спасались бегством стоны…Стихотворение Керенскому «Весенний дождь» со следующими изумительными строками:
В чьем это сердце вся кровь его — быстроХлынула к славе, схлынув со щек…— Я бы истолковала магией над молодостью слова: Энтузиазм, — отнюдь не политическим пристрастием.
— И все. —
Из приведенных гадательностей ясно одно: Пастернак не прятался от Революции в те или иные интеллигентские подвалы. (Не подвал в Революции — только площадь в поле!) Встреча была. — Увидел он ее впервые — там где-то — в маревах — взметнувшейся копной, услышал — в стонущем бегстве дорог. Далась она ему (дошла), как все в его жизни — через природу.
Слово Пастернака о Революции, как слово самой Революции о себе — впереди. Летом 17-го года он шел с ней в шаг: вслушивался.
ПАСТЕРНАК И ДОЖДЬ
Дождь. — Что прежде всего встает, в дружественности созвучий? — Даждь. — А за «даждь» — так естественно: Бог.
Даждь Бог — чего? — дождя! В самом имени славянского солнца уже просьба о дожде. Больше: дождь в нем уже как бы дарован. Как дружно! Как кратко! (Ваши учителя, Пастернак!) И, поворотом лба — в прошедшее десятилетие. Кто у нас писал природу? Не хочу ворошить имен (отрываться, думать о других), но — молниеносным пробегом — никто, господа. Писали — и много, и прекрасно (Ахматова первая) о себе в природе, так естественно — когда Ахматова! — затмевая природу, писали о природе в себе (уподобляя, уподобляясь), писали о событиях в природе, отдельных ее ликах и часах, но как изумительно ни писали, все — о, никто — ее: самоё: в упор.
И вот: Пастернак. И задумчивость встает: еще кто кого пишет.
Разгадка: пронзаемость. Так дает пронзить себя листу, лучу, — что уже не он, а: лист, луч. — Перерождение. —
Начнете:
Сестра моя Жизнь — и сегодня в разливеРасшиблась весенним дождем обо всех…Дальше: «Плачущий сад» (изумительное от первой строки до последней. Руки грызу себе, что приходится разрывать).
Ужасный! Капнет и вслушается,Все он ли один на свете.(Мнет ветку в окне как кружевце)Или есть свидетель(Пропуск:)
Ни звука. И нет соглядатаев.В пустынности удостоверясь,Берется за старое — скатываетсяПо кровле, за желоб, и через…(Упираю: одиночество дождя, а не человека под дождем!)
Дальше: «Зеркало».
…Так после дождя проползают слизниГлазами статуй в саду.Шуршит вода по ушам…А вот совсем очаровательное:
У капель — тяжесть запонок,И сад слепит, как плес,Обрызганный, закапанныйМильоном синих слез…Дальше, в стихотворении «Дождь»:
Снуй шелкопрядом тутовымИ бейся об окно.Окутывай, опутывай,Еще не всклянь темно!..(и, пропускаю;)
Теперь бежим сощипывать,Как стон со ста гитар,Омытый мглою липовойСадовый Сен-Готард.Дальше — (руки вправду будут изгрызаны!)
На чашечку с чашечки скатываясь,Скользнула по двум, и в обеих —Огромною каплей агатовоюПовисла, сверкает, робеет.Пусть ветер, по таволге веющий,Ту капельку мучит и плющит,Цела, не дробится, — их две ещеЦелующихся и пьющих…Дальше, начало стихотворения «Весенний дождь»:
Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочилЛак экипажей, деревьев трепет…Дальше: («Болезни земли»)
Вот и ливень. Блеск водобоязни,Вихрь, обрывки бешеной слюны…Четверостишие из стихотворения «Наша гроза»:
У кадок пьют еще грозуИз сладких шапок изобилья.И клевер бурен и багровВ бордовых брызгах маляров.