Статьи и рассказы
Шрифт:
С бригадным генералом (в отставке) Романом Ягелем 9 мая 2007 г. Иерусалим. Яд Вашем
Мы воевали вместе до лета 1942 года, когда меня забрали от него в формировавшуюся в Советском Союзе польскую армию. Вот так.
Начал я службу в армии пограничником, в Красной армии был старшиной, в польской дослужился до полковника, в израильской – до бригадного генерала. А начинал я в
Конечно, я пришёл к тебе выпить за Польшу. Но ведь всё так взаимосвязано. Надо же, чтобы несколько дней тому назад я получил письмо от товарища майора, – войну он окончил полковником. Он разыскал меня. И, если ты захочешь, послезавтра ты можешь поехать со мной в аэропорт встречать его со всей мышпухой.
Дезорганизатор
Мне должно было исполниться одиннадцать лет, когда на мою погибель учредили похвальные грамоты. За отличные успехи в учебе и поведении. Что касается учебы, то отличные успехи были налицо, хотя все, кому не лень, говорили, что в том нет моих заслуг, так как я пальцем о палец не ударяю для достижения этих успехов. Но вот поведение…
Я еще могу понять нашу учительницу Розу Эммануиловну, с которой у меня никак не налаживалось мирное сосуществование. Почти четыре года я безуспешно пытался втолковать ей, отягченной стародевичеством, что нормальный здоровый ребенок не может вести себя на уроках, как заспиртованный карась в банке на шкафу возле потертой классной доски.
В конце концов, Роза Эммануиловна могла меня не любить, как вообще не любят инакомыслящего. А вот почему буквально вся школа считала меня неисправимым, представить себе не могу. У них-то какие были для этого основания?
Но так уже повелось. Общественное мнение! Даже звание мне присвоили – "дезорганизатор".
Я, конечно, не задумывался над этимологией этого трудно произносимого слова. Во всяком случае, догадаться, что это не похвала, я уже мог.
Не помню, нужна ли мне была похвальная грамота, то есть, был ли я настолько честолюбивым ребенком, что непременно жаждал заполучить эту награду. Не помню.
А ведь помню, что именно в эти дни мечтал попасть в Абиссинию. Даже на всякий случай соорудил великолепный лук, из которого, конечно, нельзя
подбить итальянский самолет, но, если пропитать наконечник стрел ядом, – а в Абиссинии его, безусловно, навалом, – то уничтожить хотя бы взвод фашистов, несомненно, в моих силах.
А еще помню, что через несколько месяцев я уже мечтал об Испании. И понимал, что лук ни к чему. То ли потому, что не выяснил, есть ли в Испании яд для наконечников стрел, то ли просто потому, что республиканцы не пользовались таким оружием. Это я помню. А вот мечтал ли я получить похвальную грамоту – не помню.
А мама мечтала. Подай ей похвальную грамоту и точка. Тем более что прилагать для этого никаких усилий не требовалось (так считала мама), только не нарушать дисциплины.
А я ведь ее не нарушал. Я был всего лишь "дез-ор-га-ни-за-то-ром".
К концу четвертого класса, как раз в тот день, когда мне исполнилось одиннадцать лет, стало известно, что педагогический совет решил дать мне похвальную грамоту. То ли педсовет решил, что у меня отличное поведение, то ли просто пожалел мою маму, которой грамота была необходима. Тяжело ей было меня воспитывать. И не то, чтобы требования мои были слишком велики. Просто мы только начали приходить в себя после голода. Мама старалась, чтобы с голубой окантовкой тряпичные тапочки на резиновом ходу были у меня не хуже, чем у других, и чтобы я не вспоминал о тех днях, когда распухшие от голода люди медленно умирали на улицах. А как было не вспоминать? Прошло только три года.
Не знаю, почему после этого злополучного дня я не стал считать тринадцать роковым числом. До сего дня я не забыл, что это случилось именно тринадцатого июня. В этот день нам должны были выдать табели, отличившимся – похвальные грамоты, а еще сфотографировать счастливое детство, окончившее начальную школу.
Накануне, после суточного дежурства в больнице, мама не ложилась спать. Шила мне матроску и рассказывала соседям, что сын награжден похвальной грамотой, что он вырастет достойным человеком и украсит ее старость.
Я как-то смутно представлял себе, что значит украсить старость. Вот как украшают площадь возле дома Красной армии на месте взорванного костела – это да. Говорили, что даже в Киеве так не украшают. Недаром румынские мальчики со всех окрестных сел сбегались в дни праздников на свой высокий берег Днестра позавидовать нам. А мы ходили гордые и важные потому, что так здорово живем, не то, что какие-то там капиталисты.
Тринадцатого июня. Я пошёл на торжество в школу. Чувствовал я себя несколько скованно. Казалось, что каждый встречный норовит осмотреть мой шикарный костюм – белую матроску и белые короткие штаны. Пионерский галстук вырывался из-под огромного синего воротника. Красный галстук мне не мешал. А обувь – вы же знаете, какие тогда носили тапочки.
Но было одно обстоятельство, которое облегчало мою участь и помогало вынести даже парадный костюм. У меня была палка! Отличная бамбуковая палка! Где вам понять, что значит бамбуковая палка для юного авиамоделиста в провинциальном украинском городке! Какой он, этот бамбук? Как он растет? Как ива, или как сосна? Или еще каким-то сказочным образом? Само это слово – БАМБУК звучало экзотично, завораживало, рождало в сознании фантастические картины.
Другое дело липовый чурбачок. Я вырезал из него пропеллер. Древесина, мягкая, как масло, легко уступала ножу. Все тоньше взаимно перпендикулярные лопасти. И вот уже завершающая стадия. Я полирую пропеллер стеклом и тонкой наждачной шкуркой. Я любовно глажу готовое изделие. Какая гладкая поверхность! Словно язык прикасается к небу, когда во рту сливочный пломбир. Такое же удовольствие. Потому ли, что это первое мое творение? Или потому, что поглаживание сладострастно изогнутой талии пропеллера и плавных закруглений лопастей пробуждает в подсознании ребенка первые ростки дремлющего полового инстинкта? Кто знает?
А еще еловые и сосновые рейки для плоскостей и для фюзеляжа. Они не дефицит. В кружке их навалом. А вот бамбуковые щепочки, без которых нельзя изготовить закруглений крыльев, хвоста и стабилизатора, инструктор выдает нам так, как выдают гранильщикам алмазы.
Медленно, осторожно я изгибаю над огнем бамбуковую щепочку, придавая ей нужную округлость. Бамбуковая щепочка! А тут целая палка. Для меня этот остаток развалившейся этажерки, подаренный соседом, вероятно дороже, чем для королевы Кохинор в британской короне. Мог ли я не взять в школу бамбуковую палку, без которой мой парадный наряд оставался бы неуравновешенным?