Статьи и рассказы
Шрифт:
Молодой врач скорой помощи относился к умудрявшимся. Он производил впечатление человека, только что вышедшего из состояния анабиоза. Тихий голос. Минимум движений. Деликатность. Лёгкая услужливость. Без усилий. Передать ручку или историю болезни соседу по столу. Подать полотенце, если для этого не надо встать с дивана.
Врачом скорой помощи он стал года за два или за три до появления в нашем отделении. Сразу после окончания медицинского института. Как это еврею удалось остаться в Киеве? Говорили, что отец его был какой-то влиятельной фигурой
В отличие от большинства врачей нашего отделения и курсантов, он был с этаким налётом состоятельности. Чувствовалось, что в эвакуации, будучи ребёнком, он не познакомился с голодом. А сейчас, когда после окончания войны прошло тринадцать лет, он, безусловно, был обеспечен лучше меня, хотя я получал уже восемьсот пять рублей в месяц, а он – только шестьсот.
В группе курсантов было несколько специалистов в своих областях медицины. Как правило, и отношение этих врачей к хирургии было положительным. Молодой врач скорой помощи, в отличие от них, к военно-полевой хирургии относился снисходительно.
Создавалось впечатление, что он оказывает нам честь, находясь вместе с нами в ординаторской.
В отделении я был единственным ортопедом-травматологом. На мне лежала самая значительная часть преподавания, так как, по образному выражению видного врача, война – это травматологическая эпидемия.
По возрасту я был моложе большинства моих слушателей. Возможно, этим в какой-то мере определялось моё почтительное отношение к курсантам. Хотя изредка всё же сказывалось моё командирское прошлое.
Может быть, это командирское прошлое и было причиной того, что молодой врач относился ко мне несколько подобострастно.
Однажды, когда мы остались наедине в ординаторской после ухода курсантской группы, он сказал, что встречал в "Правде Украины" мои корреспонденции и может оказать мне услугу – подбросить интересную тему. Он рассказал действительно забавную историю.
Его начальник, главный врач киевской скорой помощи, решила устроить пикник для большой группы врачей, сестёр, санитаров и шоферов в честь праздника Первое мая.
Второго мая на нескольких каретах скорой помощи они поехали в лес. Вы понимаете? Поехали в лес на каретах скорой помощи! Там они выпивали, закусывали, наслаждались пением птиц, вдыхали запахи весеннего леса. Начало мая. Пора цветения ландышей.
Именно ландыши включили механизм зарождения фельетона. Майские ландыши – конвалярия майялис. Знаменитое лекарство. Средство для лечения сердечных заболеваний. Это же не тема, а конфетка!
Не помню, появилась ли у меня идея написать фельетон сразу после рассказа врача, или поздно вечером, когда я освободился от записей историй болезни, когда, устав от боли, уснула больница.
Я не хвастаюсь. "Конвалярия майялис – майские ландыши" действительно был великолепный фельетон.
На следующий день, когда, завершив работу, врачи собрались в ординаторской, я прочитал им своё творение.
Можно подвергнуть сомнению, что фельетон был шедевром, когда об этом говорит автор. Можно заподозрить его в субъективности, нескромности и даже в хвастовстве. Но реакция аудитории описывается только одним словом – триумф.
Хохотали врачи. Улыбнулся даже всегда мрачный заведующий отделением. Впервые я увидел улыбку на лице этого блестящего хирурга, страдавшего неизлечимой болезнью. Меня обнимали, целовали, осыпали комплиментами. В один голос врачи уверяли в том, что у меня недюжинный литературный талант. Как это они вообще не знали, что я пишу? Ведь от такого фельетона не отказался бы сам Чехов. Да-да, Чехов, а не Антоша Чехонте.
Присутствовавший в ординаторской молодой врач скорой помощи, фактически мой соавтор, на сей раз был не таким сдержанным, как обычно. Он сиял. Он не то аплодировал, не то потирал ладони после каждой фразы фельетона.
За всю свою жизнь я не выслушал столько похвал в свой адрес, как в эти несколько минут.
Но тут впервые подал свой голос не присоединившийся к комплементам заведующий отделением.
– Вы, конечно, написали фельетон для "Правды Украины"? – Он знал, что изредка я пописываю для этой газеты, чтобы пополнить свою нищенскую зарплату. Я ответил утвердительно.
– И сколько вам заплатят?
– Рублей тысячу двести. – Это в полтора раза больше моей зарплаты.
– Неплохо. А вы знакомы с героиней вашего фельетона, с главврачом скорой помощи?
– Нет. Я даже не представляю себе, как она выглядит.
– Не представляете себе… А представляете себе, что будет с ней после появления вашего фельетона в республиканской газете? А фельетон, безусловно, появится. Он написан талантливо. Будь я редактором, не на секунду не задумывался бы над тем, опубликовать его, или нет. Но вот из семнадцати врачей нашего отделения больше половины могут рассказать вам, кого вы облили грязью.
– Простите, Пётр Андреевич, я никого не обливал грязью. Я только завернул факт в литературную обёртку.
– Завернули…
Тут врачи, которые только что возносили меня на вершину Парнаса, стали рассказывать о героине фельетона.
Оказалось, что это не просто женщина, не просто блестящий организатор здравоохранения, не просто руководитель одного из крупнейших киевских лечебных учреждений, а шестикрылый серафим, сеющий добро на каждом шагу. Заведующий отделением прервал поток славословий:
– А вам не пришло в голову, что даже выезд на пикник, на майские ландыши был продиктован желанием хоть как-то скрасить нелёгкую жизнь своих подчинённых?
Я стоял, перебирая в руках листы, которые только что были источником моего триумфа, и чувствовал себя, как опущенный в ледяную прорубь.
– Ион Лазаревич, – спросил заведующий отделением, – надо полагать, когда вы писали фельетон для "Правды Украины", вас интересовал не литературный успех, а заработок? Не так ли?
– Именно так.