Статьи критиков о русской литературе. Белинский. Добролюбов. Писарев

Писарев Дмитрий Иванович

Самобытные мелкие стихотворения Пушкина не восходят далее 1819 года и с каждым следующим годом увеличиваются в числе. Из них прежде всего обратим внимание на те маленькие пьесы, которые, и по содержанию и по форме, отличаются характером античности и которые с первого раза должны были показать в Пушкине художника по превосходству. Простота и обаяние их красоты выше всякого выражения: это музыка в стихах и скульптура в поэзии. Пластическая рельефность выражения, строгий классический рисунок мысли, полнота и оконченность целого, нежность и мягкость отделки в этих пьесах обнаруживают в Пушкине счастливого ученика мастеров древнего искусства.

А между тем он не знал по-гречески, и вообще многосторонний, глубокий художнический инстинкт заменял ему изучение древности, в школе которой воспитываются все европейские поэты. Этой поэтической натуре ничего не стоило быть гражданином всего мира и в каждой сфере жизни быть как у себя дома; жизнь и природа, где бы ни встретил он их, свободно и охотно ложились на полотне под его кистью.

До Пушкина было довольно переводов из греческих поэтов, равно как и подражаний греческим

поэтам… но, несмотря на все это, за исключением отрывков из переводимой Гнедичем «Илиады», на русском языке не было ни одной строки, ни одного стиха, который бы можно было принять за намек на древнюю поэзию. Так продолжалось до Батюшкова, муза которого была в родстве с музою эллинскою и который превосходно перевел несколько пьес из антологии [15] . Пушкин почти ничего не переводил из греческой антологии, но писал в ее духе так, что его оригинальные пьесы можно принять за образцовые переводы с греческого. Это большой шаг вперед перед Батюшковым, не говоря уже о том, что на стороне Пушкина большое преимущество и в достоинстве стиха. Посмотрите, как эллински или как артистически (это одно и то же) рассказал Пушкин о своем художественном призвании, почувствованном им еще в лета отрочества; эта пьеса называется «Муза»:

15

Антология – здесь: сборник избранных произведений древнегреческой поэзии. Антологическая поэзия – стихотворения в духе древнегреческой поэзии.

В младенчестве моем она меня любилаИ семиствольную цевницу мне вручила;Она внимала мне с улыбкой; и слегкаПо звонким скважинам пустого тростникаУже наигрывал я слабыми перстамиИ гимны важные, внушенные богами,И песни мирные фригийских пастухов.С утра до вечера в немой тени дубовПрилежно я внимал урокам девы тайной;И, радуя меня наградою случайной.Откинув локоны от милого чела,Сама из рук моих свирель она брала;Тростник был оживлен божественным дыханьемИ сердце наполнял святым очарованьем.

Да, несмотря на счастливые опыты Батюшкова в антологическом роде, таких стихов еще не бывало на Руси до Пушкина! Нельзя не дивиться в особенности тому, что он умел сделать из шестистопного ямба – этого несчастного стиха, доведенного до пошлости русскими эпиками и трагиками доброго старого времени [16] . За него уже было отчаялись, как за стих неуклюжий и монотонный, а Пушкин воспользовался им, словно дорогим паросским мрамором, для чудных изваяний, видимых слухом… Прислушайтесь к этим звукам, – и вам покажется, что вы видите перед собою превосходную античную статую:

16

Шестистопный ямб – стихотворный размер, который был принят в поэзии в эпоху классицизма. Им были написаны героические поэмы, трагедии и другие стихотворные произведения поэтов-классицистов.

Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,На утренней заре я видел Нереиду.Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:Над ясной влагою полубогиня грудьМладую, белую, как лебедь, воздымалаИ влагу из власов струею выжимала.

Акустическое богатство, мелодия и гармония русского языка в первый раз явились во всем блеске в стихах Пушкина. Мы не знаем ничего, что могло бы в этом отношении сравниться с этою пьескою:

Я верю, я любим; для сердца нужно верить.Нет, милая моя не может лицемерить;Все непритворно в ней: желаний томный жар,Стыдливость робкая, харит бесценный дар,Нарядов и речей приятная небрежностьИ ласкавых имен младенческая нежность.

Правда, последний стих есть не более как верный перевод стиха Андре Шенье – «Et des noms caressant la mollesse enfantine», но если где имеет глубокий смысл выражение: «Он берет свое, где ни увидит его», то, конечно, в отношении к этому стиху, который Пушкин умел сделать своим.

Тем же античным духом веет и в антологических пьесах Пушкина, писанных гекзаметром. Между ними особенно превосходны пьесы «Труд» и «Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают» (первая оригинальная, вторая из Ксенофана Колофонского). Мы ограничимся выпискою тоже превосходной, но только маленькой пьесы, принадлежащей, впрочем, к самому позднейшему времени поэтической деятельности Пушкина:

Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея,И

улыбалась ему, тихие слезы лия.

…Перечтите пьесы: «Домовому», «Недоконченная картина», «Возрождение», «Умолкну скоро я», «Земля и море», «Алексееву», «Ч***ву», «Зачем безвременную скуку», «Люблю ваш сумрак неизвестный», и еще более пьесы: «Простишь ли мне ревнивые мечты», «Ненастный день потух», «Ты вянешь и молчишь», «К морю», – вглядитесь и вслушайтесь в этот стих, в этот оборот мысли, в эту игру чувства: во всем найдете чистую поэзию, безукоризненное искусство, полное художество, без малейшей примеси прозы, как старое крепкое вино без малейшей примеси воды. В некоторых из них вы можете придраться к мысли, недостаточно глубокой, к взгляду на вещи, слишком юному или слишком отзывающемуся эпохою; но со стороны поэзии выражения и поэзии созерцания вам нечего будет осудить. Сравните и эти пьесы с произведениями предшествовавших Пушкину школ русской поэзии: между ними не будет никакой связи, вы увидите совершенный перерыв, если не возьмете в соображение тех пьес Пушкина, которые мы означили именем переходных и о которых говорили подробно в предшествовавшей статье. Это не значит, чтоб в произведениях прежних школ не было ничего примечательного или чтоб они были вовсе лишены поэзии: напротив, в них много примечательного, и они исполнены поэзии, но есть бесконечная разница в характере их поэзии и характере поэзии Пушкина. Произведения прежних школ в отношении к произведениям Пушкина – то же, что народная песня, исполненная души и чувства, народным напевом пропетая простолюдином, в отношении к лирической песне поэта-художника, положенной на музыку великим композитором и пропетой великим певцом. Сравним, для доказательства, пьесу замечательнейшего из прежних поэтов «Песня» с пьесою Пушкина «Ненастный день потух»:

О милый друг, теперь с тобою радость!А я один – и мой печален путь;Живи, вкушай невинной жизни сладость;В душе не изменись; достойна счастья будь…Но не отринь, в толпе пленяемых тобою,Ты друга прежнего, увядшего душою;Веселья их дели – ему отрадой будь;Его, мой друг, не позабудь.О милый друг, нам рок велел разлуку;Дни, месяцы и годы пролетят:Вотще к тебе простру от сердца руку —Ни голос твой, ни взор меня не усладят;Но и в дали с тобой душа моя согласна,Любовь ни времени, ни месту не подвластна;Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь,Меня, мой друг, не позабудь.О милый друг, пусть будет прах холодныйТо сердце, где любовь к тебе жила;Есть лучший мир; там мы любить свободны;Туда душа моя уж все перенесла;Туда всечасное стремит меня желанье;Там свидимся опять, там наше воздаянье;Сей верой сладкою полна в разлуке будь —Меня, мой друг, не позабудь.

Чувство, составляющее пафос этого стихотворения, лишено простоты и естественности, а следовательно, и истины; оно может быть напущено на человека мечтательностью и поддерживаемо долгое время упрямством фантазии; но и напущенное чувство, по странному противоречию человеческой природы, так же может быть источником блаженства и страдания, как и чувство истинное. Под этим условием мы охотно допускаем, что приведенное нами стихотворение, несмотря на его сентиментальность и отсутствие всякой страстности, есть голос души, язык сердца, красноречие чувства; но оно – не поэзия. Его форма более красноречива, чем поэтична; в его выражении, болезненно-грустном и расплывающемся, есть что-то прозаическое, темное, лишенное мягкости и нежности художественной отделки. А между тем это одно из лучших произведений старой школы русской поэзии и в свое время производило фурор. Теперь сравните его с пьесою Пушкина, в которой выражена та же мысль разлуки с любимым предметом:

Ненастный день потух; ненастной ночи мглаПо небу стелется одеждою свинцовой;Как привидение, за рощею сосновойЛуна туманная взошла…Все мрачную тоску на душу мне наводит.Далеко там луна в сиянии восходит;Там воздух напоен вечерней теплотой;Там море движется роскошной пеленойПод голубыми небесами…Вот время: по горе теперь идет онаК брегам, потопленным шумящими волнами;Там, под заветными скалами.Теперь она сидит печальна и одна…Одна… Никто пред ней не плачет, не тоскует;Никто ее колен в забвенье не целует;Одна… ничьим устам она не предаетНи плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.………………………………………………………………………………………………………………………………………Никто ее любви небесной недостоин.Не правда ль, ты одна… ты плачешь… я спокоен;……………………………………………Но если………………………………