Шрифт:
Содержание:
01.02.2008 - Отрицание отрицания
15.02.2008 - Периферийная империя
14.03.2008 - Бархатный расизм
28.03.2008 - Наваждение
11.04.2008 - Страна городов
08.05.2008 - Все на продажу
22.05.2008 - Два мира в зеркале 1968 года
19.06.2008 - Пьяный термидор
03.07.2008 - От кошмара к стабильности
12.08.2008 - Кризис и мы
27.08.2008 - Разгадка сфинкса
Приложение 1: Покровский, Михаил Николаевич - биография из Википедии
Приложение 2: П.Н.Милюков - Величие и падение Покровского
10.09.2008 - Дорогая моя М.
08.10.2008 - Маленькая гражданская
05.11.2008 - Эпоха
03.12.2008 - Антиуспех
25.02.2009 - Хаос крепчал
25.03.2009 - Переломный момент
08.04.2009 - Свобода для бюрократа
22.04.2009 - Свобода в опасности
06.05.2009 - Имитация лени
20.05.2009 - Их и наша
Приложение: Л.Д.Троцкий - Их мораль и наша
Отрицание отрицания
Художник Игорь Меглицкий
Интеллигенция в России постоянно ощущала себя лишней. Но в то же время страшно необходимой. И даже самой главной.
История русской интеллигенции начинается в середине XIX века, когда масса образованных людей внезапно осознает себя особой группой, противостоящей официальному обществу. Речь не об отдельных диссидентах, подобных Радищеву, или критически мыслящих просветителях, таких как Новиков. Речь о целом общественном слое с собственной культурой, самосознанием, традицией. Почему «лишние люди»? Почему в конфликте с системой? Да просто в силу материальных причин: система образования производила больше европейски образованных людей, чем общество могло использовать. Вернее, место для этих людей находилось, но - по их собственным критериям - не достойное знаний, навыков и душевных качеств, им присущих. Университетская и академическая системы работали в значительной мере на себя (что, впрочем, и предопределило высокое качество русской образованности уже сто пятьдесят лет назад - для тех, кто это образование мог получить).
Результат - самые передовые знания и теории, распространяемые в самой отсталой европейской стране. Хотя, не совсем так. Контраст между собственной передовой образованностью и национальной отсталостью высвечивается именно в интеллигентском сознании. Чем более передовой осознает себя интеллигенция, тем более дикой и отсталой кажется страна. Однако в духе просветительского пафоса интеллигенция приспосабливаться к «диким нравам» не пытается, она стремится поднять до своего уровня народ. А препятствием является власть, охраняющая status quo, сама вполне европейская (вспомним Пушкина: правительство - единственный европеец в России), но злонамеренно и корыстно поддерживающая страну в состоянии дикости. Власть - в силу своей европейской ориентации - порождает интеллигенцию, интеллигенция в силу природы европейского образования и культуры - вступает в борьбу с властью.
Самосознание интеллигенции изначально авторитарное, просветительское, демократичное и народническое. Здесь еще нет противоречия. Демократия - власть народа. Но она опирается на знания. Народ дик и к демократии неспособен (потому-то власть и заинтересована держать его в невежестве). Надо просвещать. Сверху вниз. Насаждать знания, передовые идеи.
Интеллигенция XIX века народ не уважает, но любит. Критикует его, но не боится. Это как бы масса взрослых детей. Дурно воспитанных, безграмотных. Но зло - в официальных наставниках. Надо с ними разобраться. Поставить себя на их место.
Интеллигенция из либеральной становится революционной. Из народнической превращается в марксистскую. Логичное и последовательное развитие. Каждый следующий шаг - влево.
Левый марш интеллигенции оборвался в 1905 году, когда народ, который так долго будили, вдруг действительно проснулся. И действительно проникся (в значительной мере) теми идеями, что пропагандировали интеллигенты. Настолько проникся, что старая интеллигенция почувствовала себя ненужной. А свои привилегии, поддерживавшиеся ненавистным старым режимом - под угрозой. В революционных митингах профессорам-марксистам внезапно почудился «сатанинский дух».
Внезапный приступ страха перед революцией выразился в сборнике «Вехи». Но авторы «Вех» были лишь меньшинством, хотя и выразившим новую, набиравшую силу тенденцию. Им отвечала партийная интеллигенция всех прогрессивных партий. От либеральных кадетов до большевиков. Основная масса интеллигенции была верна традиции XIX века.
События 1917 года в значительной мере подтвердили опасения авторов «Вех». Представления интеллигентов об их роли в революции оказались совершенно неоправданными. Народ начал творить свою историю сам, подтверждая на каждом шагу горькую шутку Ленина о том, что во время революции глупостей совершается не меньше, а гораздо больше, чем в обычное время. А чего вы хотите? Миллионы людей, которых раньше в образованное общество не пускали, вовлекаются в политику. Демократия - она в том и состоит, что кухарка должна управлять государством. Это и есть свобода. Для всех. И равенство. Не нравится?
Революции были нужны не интеллигенты, верящие в самоценность своей культуры и собственную избранность, а люди, которых Антонио Грамши задним числом назвал «органические интеллектуалы», политические медиумы, устами которых начинает говорить еще недавно немая, безъязыкая масса трудящегося класса. Те, кто не могли или не хотели стать «органическими интеллектуалами» рабочего класса, но сохраняли верность народнической традиции, могли превратиться в «специалистов», «спецов». Их знания по-прежнему были востребованы. Но идеологической, лидерской роли у них не было.
Впрочем, сами большевики были слишком интеллигентами, чтобы отказаться от идеологии Просвещения. Значит, сверху - вниз, от знающих - к темной массе распространяется свет истины. Авторитаризм большевиков весь вышел из интеллигентской традиции. Из идеалов Просвещения. Из мифов Французской революции. Из европейской идеи о долге, о цивилизаторской деятельности в отсталой стране. Бремя белого человека превращалось в миссию марксистского интеллектуала.
В 1937 году все кончилось. На политическом уровне смысл чисток - в том, чтобы уничтожить старую революционную партию и поставить на ее место (под тем же названием) новую, тоталитарно-бюрократическую. Покончить с демократическо-просветительской культурой, заменив ее новой дисциплиной. Сменить теорию марксизма на доктрину «марксизма-ленинизма», четко прописанную в старательно отцензурированных учебниках. Такие перемены не делаются одними политическими усилиями. Носители старой культуры и политики уничтожаются.
На социальном уровне, впрочем, «чистки» имели другую функцию. Они были кровожадно-демократичны. Выросло новое поколение образованных советских людей, которым старая интеллигенция мешала. Занимала посты, кафедры, квартиры. А новые и сами уже могли справиться. И, кстати, как показал опыт, справились неплохо. Выиграли войну, построили индустрию, запустили спутник. Не без помощи уцелевших «старых», конечно. Но факт остается фактом: демократическая масса, сев на место старой интеллигенции, оказалась впечатляюще эффективна.