Шрифт:
– Алло, здравствуйте, это Николай Иванович? – услышал в трубке Зеленов незнакомый голос. – Вам передает привет Поликарп Матвеевич. Вы вместе отдыхали в Мацесте, помните?
В первую секунду Николай Иванович подумал, кто-то шутит. Но, кто может так шутить?! И он понял – это действительно голос… из прошлого! Настолько растерялся, что даже не сразу смог вспомнить отзыв, который должен произнести:
– А-а-а… м-м-м… Поликарпу Матвеевичу удалось сбросить лишний вес?
– Вы знаете, нет. Все такой же грузный, – последовало в ответ положенное продолжение пароля.
– Николай
Память издевается над стариками. Будто подчеркивает, нынешнее однообразное существование – ничто в сравнении с насыщенным событиями прошлым. Он может не вспомнить, что ел на ужин (что выпивал – еще да), но помнит до мельчайших подробностей то, что случилось давно, – свою командировку в Японию. Будто это вчера было…
– Япона ма-а-арка! – уважительно восклицал накануне отъезда товарищ, Ваня Портнов, рассматривая документацию по линии производства пиротехники, которую решено было установить на предприятии в рамках выполнения программы конверсии.
– Главное, чтобы нам потом, после запуска, не пришлось поминать япону мать, японского городового и прочие эвфемизмы! – пошутил Зеленов. Он недавно разгадывал кроссворд, слово запомнилось.
Был такой же прекрасный день, и видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, когда самолет приземлился в аэропорту Нарита. Их встречала девушка с табличкой в руках. На табличке было написано название завода по-русски.
– Здравствуйте! Я ваш гид и переводчик, – представилась она. – Хелен Лауринен.
Зеленову захотелось воскликнуть: «Япона мать!» Нет, не потому, что он ее такой себе представлял. Хелен была необыкновенно обаятельна, – будто из множества проходящих перед глазами лиц лишь ее лицо вдруг осветил луч солнца. У Николая Ивановича в сердце поселилась щемящая тоска. Каждый из членов их небольшой делегации, состоящей из одних мужчин, старался оказывать госпоже Лауринен знаки внимания, будто она была единственным ребенком среди взрослых. Николай Иванович вынужден был ревновать ее сразу ко всем, даже к бойцу невидимого фронта, одетому в цивильный костюм капитану Омельченко, формально – своему заместителю в данной командировке. Завод военный, все-таки.
За окном автобуса как в тумане проплыла сложная инфраструктура – хорошие японские дороги, здания – кубы и свечи из стекла и камня, упирающиеся вершинами в небо. Зеленов смотрел только на гида, почти не понимая, что госпожа Лауринен рассказывает.
В Токио, рядом с отелем, куда подкатил их автобус, из прозрачного киоска – кобана, полицейского офиса, вышел человек в форме. «А вот и японский городовой», – подумал Николай Иванович…
Работа – работой, принимающая сторона позаботилась и о культурной программе. В саду императора Николай Иванович, преисполнившись самурайской отваги, улучил момент и пригласил Хелен погулять с ним по вечернему Токио.
– Это так неожиданно… Но, я согласна, – сказала девушка.
Вечером она вышла к нему по-иному одетая, с другой прической. От волос исходил тонкий аромат духов, какого днем он не ощущал. Зеленов был взволнован, словно юноша.
– Откуда я хорошо знаю языки? – стала она отвечать на его вопрос. – Ну, русский для меня – родной, хоть и родилась в Финляндии.
– Родители эмигрировали? – спросил
– Еще дедушка с бабушкой. Только не они, а страна от них ушла. Кажется, тогда она еще называлась Российской империей. Они жили в Выборге, и Выборг вдруг сделался городом независимой Финляндии. Потом он стал советским, но дедушка уже перевез семью в Хельсинки. В войну он работал в Швейцарии, после вернулся в Суоми… А японский? Выучилась на переводчика, заключила контракт… С мужем у меня разладились отношения, и я сбежала от него за границу, – усмехнулась и опустила взгляд Хелен. Она завела его в рыбный ресторанчик. Некоторые блюда подавались сырыми, требовалось переступить через себя, но Зеленов был сейчас способен и не на такое.
– Выпьем на брудершафт! – предложил. – И перейдем на «ты». Отбросим официальность!
– М-м-м… только без поцелуя, – заговорщически понизила голос она. – В Японии считается неприличным целоваться на людях.
– Хорошо, – прошептал и он в ответ. – Завершить ритуал как положено мы сможем и в другом месте, где не будет чокнутых японцев.
В темном сквере, куда каким-то чудом не просочился ни один «чокнутый» японец, он прижал ее к себе и стал целовать. «Брудершафт», – напомнил. Ее ответная реакция на его безумства показывала, что отношения с мужем у Хелен разладились давненько.
– Пригласи меня к себе на чашку чая, – попросил Зеленов, когда подошли к ее дому. Он ни одной минуты не относился к ней, как иностранке.
– Нет, не сегодня, – взмолилась она. – Сейчас я не готова принять тебя. Извини! – она сама поцеловала его в щеку, и скрылась за дверью. Зеленов зарычал, развернулся, и… увидел перед собой громадные «каменные джунгли», все в огнях! Вдруг дошло, что он понятия не имеет, куда идти. Отель где-то недалеко, но как его искать?.. Повезло! Шагая по тротуару, увидел через дорогу надпись «COBAN» и двух людей в форме за окном. Полицейский перечислял ему названия близ лежащих отелей, пока Зеленов не узнал на слух свое. Вскоре он уже был в номере и посмеивался над приключением…
– Я с запозданием спохватилась, что вы не найдете дорогу обратно! – прошептала ему на ухо утром Хелен, вновь называя на «вы». – Вернулась, но поздно.
Зеленов млел от того, что у них появилась своя тайна.
Гвоздем культурной программы пребывания в Японии стал праздник фейерверков. Зрелище пользовалось популярностью, как у местного населения, так и у приезжих. Уже с утра на набережной реки Сумида народ занимал места для просмотра ночного действа. Россиянам беспокоиться не пришлось, – принимающая сторона арендовала для них небольшой катер, и они все видели с воды. Ослепительные вспышки в небе отражались в реке, производя потрясающий эффект. Толпа на берегу ликовала, а Зеленов балдел от того, что видел плечи Хелен перед собой. Капитан Омельченко косился уже, Зеленов это чувствовал. Но, поскольку голову он потерял еще в аэропорту Нарита в день прилета, то на «недремлющее око» ему было плевать! Прошли те времена, нет больше никакого КГБ, а МБР он не боялся. Ему казалось, что все они, эти новые спецслужбы, после разделения между собой никак не разберутся, а народа сами боятся. Народ им теперь спуску не даст!..