Ставка на проигрыш
Шрифт:
В тот момент, когда я уже совсем было уговорила себя идти подрыхнуть, на палубу в сопровождении китайского почти министра и коротконого бизнесмена первой гильдии вышел господин Марченко. Максим Сергеевич увлеченно жестикулировал, бизнесмен клейко висел у министерского уха и что-то нашептывал, заместитель по легкой промышленности хранил молчание и важное выражение лица.
Я прижалась к перилам, пропуская троицу вдоль себя, и подумала: «Интересно, Инесса Львовна не спит, случайно?» Поразмышляла так пару секунд и решила – вряд ли. Уж кто на этом пароходе и выспался на неделю вперед, так это мадам Марченко
Так что, сбегав в свою каюту за фотоаппаратом Марченко, я отправилась с визитом к Инессе Львовне. Говорить «спасибо», врать и, признаться по совести, втравливать в шпионские игры. Понимала, что поступаю некрасиво. Инесса и так едва жива осталась, но, по большому счету, то, о чем я хотела попросить Инессу Львовну, реальной опасности не представляло. В кафе на набережной курьер видел только меня, а я с Инессой Львовной в обществе пока не светилась и все переговоры вела приватно, с глазу на глаз. Ведь только в порядке бреда можно предположить, что курьер умудрился заподозрить в питерской бизнесменше агента контрразведки. Предположить это можно, только сделав скидку на прогрессирующее слабоумие иностранного шпиона ввиду стрессовой ситуации, поскольку углядеть в бабе, вопящей всякие угрозы и гадости под дверью мужского туалета, реально действующего филера мог только насмерть перепуганный дебил. А «клетчатый», скорее всего, таковым не был.
Да и после обыска мужских удобств я начала сильно сомневаться в том, что к падению Инессы Львовны за борт кто-то приложил руку. Ведь как я раньше думала? Первый час ночи. Всего несколько часов назад «клетчатый» убрал Алешу Сидорова. Нервы напряжены, любая случайность кажется опасностью. Он идет к туалету, где, как я предполагала, у него тайник, в котором спрятан груз.
Почему в туалете, а не в собственной каюте?
Да потому, что он уже боится оставлять контейнер возле себя. Он не уверен, что охранник с «Мадемуазели» пошел за ним в кусты случайно, проверить, куда запропастился пассажир и не случилось ли с ним чего худого. (В противном случае, заподозрив в Алексее контрразведчика, курьер на «Мадемуазель» уже не вернулся бы.) Но, как ни крути, «клетчатый» все равно не знал, как ему аукнется исчезновение члена команды, – видел ли кто, как охранник потопал за ним в кусты, и так далее, и на всякий случай решил разделить себя и груз. Он напряжен, он испуган и прячет контейнер в месте общего пользования.
То есть вроде бы все правильно и логично, но тут на арену выступает пьяная Инесса Львовна. Причем не просто выступает, а с угрозой громкого скандала.
А шум курьеру противопоказан. Если бы он не погорячился, не спрятался с перепугу и не заперся в кабинке – что в любом другом случае опять-таки логично, – он спокойно объяснил бы свой интерес к ящику за зеркалом, например, клептоманской привычкой создавать запасы из чужой туалетной бумаги или розового мыла.
Но он заперся. А вместо нормального пассажира мимо туалетов прошла пьянющая Инесса Львовна.
И что оставалось курьеру? Ждать развития ситуации, когда ненормальная скандалистка действительно поднимет на ноги половину корабля?
Нет. Курьер не мог рисковать и привлекать внимание к себе и возможному тайнику, так как теперь,
И, выйдя за Инессой Львовной на палубу, увидев, как нетрезвая женщина перевешивается через ограждение и разглядывает что-то на нижней палубе, он решает проблему просто – бьет Марченко под основание черепа и перекидывает за борт.
Впрочем, относительно «бьет и перекидывает» я шибко уверена не была. Несколько лет назад мою подругу сбила машина, и она сильно приложилась головой об асфальт. Так вот – несколько минут предшествующих аварии начисто исчезли из ее памяти. (Что, к сожалению, помешало работникам ГИБДД установить виновника происшествия.) После консультации с врачами моя подруга узнала, что, оказывается, кратковременная потеря памяти – дело вполне обычное. Если что-то чаще всего и стирается, так это как раз минуты и секунды непосредственно перед ударом.
Но шишки на голове Инессы Марковны все же не было. Только болезненное ощущение. И судить о том, возможно ли ударить человека по голове и не оставить следов, я не могла. Так как не имею к судебной медицине никакого отношения. Мне оставалось только оперировать фактами – момент падения Инесса забыла абсолютно. И после него, что немаловажно, мадам Марченко вела себя крайне правильно. Она не стала бегать по кораблю, рассказывая страшилки о «белой даме», не стала сваливать вину за свое падение на происки злоумышленников, а сидела тихонечко в своей каюте и ждала, пока улягутся страсти.
А страсти эти, сиречь сплетни, бушевали долго. Думаю, у «клетчатого», как у лица наиболеезаинтересованного в этом вопросе, была возможность детально разузнать о том, как представляет себе происшествие пострадавшая сторона. Наверняка он ловко посплетничал с пассажирами и командой, выразил сочувствие супругу и вскоре – успокоился.
Остался на «Мадемуазели».
Ведь получалось так, что Инесса Львовна либо была в стельку пьяна и все забыла, либо не придала значения своим подозрениям.
Именно так я думала до тех пор, пока не обследовала туалеты и ящик за зеркалом. Но теперь, убедившись, что ничего подозрительного в означенных местах нет, уверенности во мне сильно поубавилось. Из всех вопросов на повестке дня остались только два самых бессмысленных: «Что, черт побери, творилось в туалете той ночью?! И почему в нем кто-то заперся?»
Но для ответов на эти вопросы мне требовался еще один доверительный разговор с участницей событий.
Я дошла до двери каюты номер четыре, постучала тихонько и, услышав «Войдите!», перешагнула порог.
Инесса Марченко сидела в кресле спиной к окну (или иллюминатору?) и скучающе читала дамский роман про кипарисы с пальмами и страсти. Увидев меня, книжицу она отложила и, кажется, обрадовалась:
– Софья, какой сюрприз! Устала затворничать?
– Туполев спит, – кратко пояснила я и села в кресло напротив.
Мы поговорили о погоде, здоровье и мужчинах, выпили гранатового сока, и я начала старательно изображать смущение. То есть ерзать, прятать глазки и отвечать невпопад.
– Ты хочешь меня о чем-то попросить? – минут через несколько догадалась Инесса Львовна.