Ставка на выбывание
Шрифт:
— Маняша, девочка моя любимая, когда тебе плохо, мне тоже плохо. Когда я делаю тебе больно, я делаю больно себе. Давай не будем делать друг другу больно. Не разрушай. Себя и меня. Не упрямься. Просто отступи. Перестань бороться. И со мной, и с собой. И все. Тебе больше ничего не нужно делать. И бояться тоже ничего не нужно. Пожалуйста. — Вытер ее слезы и обхватил лицо ладонями. — Если ты уйдешь, я точно слечу с катушек. Я не могу без тебя.
— За все время это всего второй раз, когда ты просишь и я чувствую, что тебе это действительно нужно. Что это твоя потребность,
Он пожал плечом.
— Не знаю. Я так привык. Надеюсь, что ты ко мне тоже привыкнешь и начнешь понимать. Я никогда тебе не врал, не притворялся. Не знаю, как убеждать тебя, в чем… Тебе просто придется поверить мне на слово. Сделать над собой усилие и поверить.
— Только давай без громких признаний.
— Давай. Мне же тоже не слова от тебя нужны, не признания…
— У меня их столько было… Мне говорили, я сама говорила… И все пустое оказалось.
В комнате потемнело. Он не видел ее лицо, только чувствовал запах духов и слышал голос. Мягкий, дрожащий. Полный боли. Нерешительности, смелости, смятения и твердости, и гордости, которую она думает, потеряла.
Говорили долго. Пока не выдохлись, исчерпав себя полностью. Потом она опустила голову ему на плечо, и они оба, замерев, замолчали, на какое-то время утонув в гулкой тишине. Он все так же крепко обнимал ее и боялся заговорить. Боялся спугнуть это тонкое неокрепшее понимание. Эту проступающую сквозь изломленные линии душ дрожащую близость. Долгожданную и бесконечно важную.
Потом Виталий поцеловал ее. Не настойчиво, почти неощутимо касаясь губ. И этот первый поцелуй после долгого молчания был интимнее секса и откровеннее всего сказанного. Он рождал между ними что-то неизмеримо огромное, заменяя ноющую пустоту слева в ребрах другим отчаянно ранимым чувством.
ГЛАВА 19
— Не смей меня больше заваливать на полу, у меня до сих пор все болит. На мне живого места нет, — выдохнула Маша, упирая ладони в поясницу и чуть выгибаясь. — Я на бок даже повернуться не могу.
— Маня, аккуратней, у меня секретарь на линии. — Дернул поясок, который она только что завязала, и шелковый халат распахнулся, обнажая ее тело.
— А мне пофиг, — сказала вполголоса, — можешь ей привет от меня передать. Пусть знает, какое ты животное. Зверюга. Монстр! — посмеялась, запахнувшись, и ушла чистить зубы.
Взяв зубную щетку, Мария помедлила. Тронула себя за грудь, прислушавшись к ощущениям: чувствительно. Промелькнувшая мысль обдала холодком, и Машка начала высчитывать, есть ли у нее задержка. В этот раз совсем забыла про месячные. Сначала Инка со своими приколами, потом банкет с Лялей, потом все остальное… А последние дни она старалась ни о чем не думать, привыкала к новому состоянию. Училась снова жить, не застегиваясь на все пуговицы. Жить душой нараспашку.
— Манюня, а давай поженимся? — беспечно сказал Бажин, заходя в ванную.
Маша, резко вдохнув от неожиданности, подавилась зубной пастой.
— Когда? — пробубнила она, изумившись широко раскрытыми глазами.
— Когда поженимся?
— Когда ты это придумал?
— Я быстро соображаю, мне много времени не надо.
Бажин начал чистить зубы. Машка, прополоскав рот, скривилась: от остро-мятного вкуса пасты ее начало подташнивать.
Потом она надела серый свитер с открытой спиной, джинсы и присела на кровать, расчесывая волосы и ожидая продолжения разговора. Пора бы уже привыкнуть к Бажину. Хотя, возможно, образ его мыслей ей не удастся постигнуть никогда.
— Маня, ты не знаешь, почему у меня плечо болит? — спросил Виталий, выходя из ванной и крепко потирая левое плечо.
— Знаю. Потому что сексом заниматься надо на кровати в спальне, а не на полу в гостиной.
— Нет, это я, наверное, в спортзале еще потянул.
— Сильно болит?
— Не сильно, но раздражает.
Маша отнесла в ванную щетку для волос и вернулась с мазью от ушибов и растяжений.
— Снимай футболку. Я тебя намажу, а то будешь рычать на всех со злости.
— Конечно, буду.
Бажин послушно стянул с себя черную футболку, и Мария стала аккуратно втирать ему мазь в плечо.
— Метнуться за кольцом?
— О, нет, — напряженно улыбнулась она, — только давай без этого пафоса. Боюсь, не выдержу. Не надо, правда.
Он расслабился и легко вздохнул. У Машки такие мягкие руки. Очень нежные. Ему нравилось, когда она трогала его, гладила, ласкала во время секса или просто касалась невзначай. Только сейчас она стала делать это свободно. Сама тянулась, сама к нему шла. Провожала поцелуем и встречала поцелуем, а раньше такого не было. Иногда мелькало что-то в ее темных глазах, что-то тайное и тревожное, но он не лез к ней с вопросами. Все пройдет. Уже проходит.
— Хорошо, что ты меня правильно понимаешь. Ты же не сомневаешься, что я могу все это устроить? Кольцо с бриллиантом в твою голову, ресторан, оркестр под луной… всю эту романтическую муть.
— Не сомневаюсь. Только этого не нужно. Точно не сейчас, — тихо ответила и отошла от него, чтобы положить мазь на место и вымыть руки. И чтобы взять паузу в мыслях. Им обоим она нужна.
Снова подойдя к Виталию через минуту, Маша обвила рукой его шею и уселась к нему на колени.
— Не хочу, чтобы это выглядело как попытка купить твое согласие. Я же не из этих соображений исхожу, — продолжил он.
— Из каких?
— Услышал твой крик души: «Не знаю, что со мной будет завтра». Вот и говорю тебе, что завтра мы поженимся. Если ты согласишься. «Завтра» — условно. Это направление, в котором тебе стоит развивать свои мысли. Это тот коридор, по которому тебе нужно двигаться.
— Ты стал заботиться о моих чувствах? — улыбнулась.
— Маня, не язви.
Она мягко усмехнулась:
— И мне даже можно подумать?
— Думай. Ты же когда-нибудь представляла, что у тебя есть семья, муж, дети?