Ставка на выбывание
Шрифт:
На долгие мысли времени уже не было: час поздний. Быстро вернувшись в спальню, Мария переоделась в джинсы и свитер, набросила на плечи куртку и сбежала с лестницы.
— Мария, ты куда? — Надежда Алексеевна задержала ее практически у входной двери.
— К мужу, — коротко бросила Маша, хватаясь за ручку и спеша выйти на улицу.
— Я не думаю, что это хорошая идея, — быстро сказала женщина. — Виталию это не понравится.
— Не понравится, что я к нему приехала? — резковато спросила Маша. Грубить не хотела, резким тон стал от сильных переживаний.
— Если
— Вы о чем? — спросила Маша. Никак не могла взять в толк, о чем хотела сказать Надежда Алексеевна.
— Он давно разучился быть слабым, поэтому и уехал. Он больше не умеет быть слабым. Дай ему время. Придет в себя, успокоится, и все у вас будет хорошо. Будет еще лучше, чем прежде.
— Я поняла. Но я все равно к нему поеду, — спокойно, уже без нервной резкости, сказала Мария.
Набрав в легкие побольше воздуха, будто готовясь не за порог шагнуть, а с парашютом прыгнуть, она толкнула дверь и вышла на улицу.
Прохладный воздух, наполненный какими-то неясными запахами, сразу немного отрезвил, но от своих намерений отказаться не заставил.
Маша и не ждала, что Виталя будет очень рад ее видеть, так что его грубоватое «Какого черта?» не напугало и не удивило.
— А что тебе дома не ночуется? — вопросом на вопрос ответила будущему мужу, смело выдерживая недовольный взгляд.
— Еще раз спрашиваю, — мрачно сказал Бажин, — какого черта ты болтаешься среди ночи по Москве?
— К мужу приехала.
— Помнится, ты мне совершенно другое обещала. Мне сейчас только с тобой разборок не хватало. Лучше не зли меня и не спорь.
Он втянул ее в квартиру и захлопнул дверь. Получилось с грохотом.
— Порычи, порычи. Подумать только, я вошла в клетку с хищником, сейчас мой тигр откусит мне голову.
— Маня, ты сейчас язвишь? — изумленно спросил Виталий. — Зачем? Мы же поругаемся. Я наору, а ты обидишься. — А обижать не хотел. Поэтому и уехал, что знал: в таком состоянии легко может задеть ее чувства.
Сунув ему в руки свою куртку, Маша невозмутимо прошла в квартиру, чуть замешкавшись в огромной гостиной. Невозмутимость ее была только внешней — внутри все тряслось от волнения. Пока ехала, столько мыслей в голове перебрала, столько вариантов, а Виталия увидела и растерялась.
— Мы не договорили, мне показалось, — начала несмело, услышав за спиной тихие шаги.
— Тебе показалось.
— Я тебя выслушала, а ты меня нет. Не хочешь послушать? Совсем-совсем? — старалась оставаться спокойной, помня слова Нади про то, что не ее он отталкивает, а свою боль.
— Я готов тебя выслушать. Конечно, я обязательно тебя послушаю. — Уселся на диван и глубоко вздохнул, набираясь вместе с кислородом долгого терпения.
Маша устроилась рядом и беспомощно поерзала, ибо разговор не выходил. Знала, что сказать, но на ум почему-то
Виталий, до этого смотрящий в одну точку, вдруг глянул на ее руки — они дрожали. И все, что чувствовал: недовольство, злость, раздражение, — все схлынуло, скатилось с него, будто было смыто ледяной водой. Теперь бы согреться…
Протянув руку, сжал тонкую трясущуюся ладонь, и Машка сразу потеряла напряжение. Сразу раскисла, взволновавшись уже от другого.
— Я знаю, что ты не умеешь быть слабым, — тихо заговорила, приказывая себе не реветь. — Я знаю, что ты очень сильный. Но… если бы такое было со мной… если бы мне пришлось рассказывать тебе весь этот ужас, я бы потом не хотела, чтобы ты ушел, — говорила и думала, как бы не запутаться. — Я бы очень хотела, чтобы после моих признаний ты остался со мной. Обнял, поцеловал, успокоил… Но я могу об этом попросить, а ты — нет. Я могу прямо сказать, могу истерику устроить, я же женщина, у нас масса способов добиться своего, а ты так не сделаешь. Ты ушел, спрятался от меня в нору, чтобы одному… раны зализать… как всегда, как привык… но ты теперь не один… — Она уже плакала. Ругала себя внутри и плакала.
— Вот это моя Манюня пришла меня успокоить… — тяжело вздохнул и, потянув ее к себе, усадил на колени. — Кто кого теперь должен успокаивать? Не плачь, я не хочу, чтобы ты плакала. Что со мной будет? Побешусь немного и отойду. Ничего со мной не будет. А тебе нельзя переживать и волноваться. — Все сошло с него, страшный бунт в душе унялся, и ничего больше не волновало — только ее слезы.
— Как я могу не переживать? Я же люблю тебя. Я столько много хотела сказать тебе и все забыла, — прошептала еле слышно.
— Больше ничего не нужно, — отер ее слезы, чувствуя, как странно отяжелели руки. — Ты мне все сказала. Я, конечно, сейчас попытаюсь выдержать паузу, чтобы мои слова тоже прозвучали эффектно, но, думаю, эффектнее, чем у тебя, уже не получится. Маняша, я тебя люблю.
Правда. Спасибо, что ты у меня такая. Ты делаешь меня лучше.
Она засмеялась, обняла его за плечи и приникла к нему всем телом — беспредельно обнаженная душой и беззащитная.
— Я люблю тебя, — прошептал еще раз, прижавшись губами к горячему виску.
ГЛАВА 26
Предрассветное утро. Спать уже не хотелось, не мог. Сон испарился, как только на небосклоне посветлело, — будто кто-то мазнул по нему светлой краской то тут, то там.
Осторожно, стараясь не потревожить Машу, Виталий поднялся с постели и подошел к широким окнам.
Самое ненавистное время — между зимой и осенью. Короткий период, когда земля уже мерзлая, а снега еще нет — погода свербящая, плачущая.
Небо словно опускается на город, придавливая его своей мощью и холодом. Солнца днем не видно. Оно где-то там, высоко, на той стороне, за взлохмаченным облаками.