Ставка на выбывание
Шрифт:
Мелех только рассмеялся, выталкивая Эльвиру за ворота.
Пронаблюдавшая разыгравшуюся сцену Маша подошла к Виталию и удивленно спросила:
— Что происходит?
— Нормально все. Вот и на нашего Бульдога нашлась своя Каштанка. Нервы ему мотает. А я думал, что у него нервов нет.
— Пусть мотает. А то ишь какой самоуверенный.
— Нормально он уверенный, — засмеялся Бажин.
— Элька мотать нервы умеет профессионально. Но только пока не влюбится. Как влюбится, становится белой и пушистой. И вот я даже
— Прям дилемма. Ты же спать ушла. Чего до сих пор бродишь?
— Я за тобой.
— Маня, я уже все сделал, отработал на девять месяцев, брачная ночь тебе все равно не светит. Можно я в свою медовую неделю буду просто пить?
— Нет, нельзя. Я без тебя не могу заснуть.
— Вот так. Только недавно замуж вышла, уже веревки из меня вьешь. Пойдем.
Бажин поднялся, Машка обхватила его за талию — они лениво и довольно поплелись в спальню.
— Я рожать боюсь, — вдруг сказала Мария, остановившись на первых ступеньках лестницы.
— Спокойно, папа рядом. Родим. Только не сегодня.
— Не смейся, я серьезно говорю. Что-то всякие мысли плохие в голову лезут.
— Это от безделья. Надо срочно тебя чем-то занять.
— Виталя! — снова одернула мужа.
Бажин вздохнул:
— Маня, это гормоны. Все пройдет. Не надо думать о плохом. Когда подойдет время, ты уже ничего не будешь бояться.
Как и говорил Виталий, со временем страхи действительно рассеялись, заменяясь другим чувством, — острым желанием родить и поскорее взять свою кроху на руки.
Это первые месяцы тянулись долго. Каждый денек Машка считала, отслеживая изменения, происходящие с ней и ребенком. А потом недели понеслись, месяцы… Малыш рос и уже во всю толкался, чувствовалось, то ручкой, то ножкой. Бажин счастлив был, видя, как сын на него реагирует, и Маша верила, что малой понимает, кто с ним говорит: голос узнает, прикосновения.
Сына решили назвать Андрюшей. Сначала долго спорили, Виталий хотел в честь отца, но Маша не соглашалась. Имя хорошее, а вот судьба не очень. Что-то противилось внутри, боялась повторения. Не смог Виталя ее убедить в обратном, потом отступил и сказал: «Тогда Андреем будет.
Чтобы ни тебе, ни мне». Маша про себя назвала и позвала сыночка, поняла, что звучит, и согласилась. И действительно звучало, и споров между родителями по поводу имени больше не возникало.
До родов остались считанные дни. Все в доме было готово к появлению малыша. У Машки телефон не замолкал: то мать трезвонила, то Эля.
Беспокоились, переживали. Поневоле себя центром вселенной почувствуешь.
— Все хорошо, мамочка, еще не родила. Что, больше и нет у вас забот, кроме моего живота? — в очередной раз смеялась Мария, отчитываясь перед Аллой Давыдовной о своем самочувствии. — Вы вместе? Да? Жду.
Мама с Элькой снова совершили налет на магазины и теперь собирались привезти все купленное. Убеждать, что не нужно покупать на первых порах маленькому столько одежды, бесполезно — проще смириться. Тем более о своих радостных хлопотах Маша могла говорить бесконечно.
Особенно с Элей.
Признаться, были поначалу опасения. Боялась Эле говорить о беременности. Понятное дело, судьба сама распоряжается, кого подарками одаривать, а кого наказывать, но все же. Самое страшное — когда женщина лишена радости материнства. В этом главное женское предназначение, что бы ни говорили. Однако Эля своим поведением дала понять, что переживать не за что: не собиралась она ни плакать, ни завидовать, а всей душой хотела разделить Машкино счастье.
— Ой, Машенька, что мы тут принесли! — чуть ли не с порога начала мать.
— Пойдемте наверх, — сразу позвала Маша, не дав матери и подруге присесть в гостиной, — у Витали и Ромы свои разговоры. А мы сначала в
детскую поднимемся, потом чайку попьем, ладно?
— Тогда конечно, — согласилась мать. — Все как полагается. У них свои беседы, у нас свои.
Пока Машка была с ними и ждала своих гостей, Виталий не начинал интересующий его разговор. Теперь можно наконец говорить свободно.
Ничего тайного в обсуждаемой теме не было, но слишком много чести для Юдина при беременной жене его обсуждать, вызывая ненужное волнение. После того рассказа про психушку ее от одной фамилии потряхивало.
Вчера суд по иску Генпрокуратуры принял решение изъять акции Юдина в пользу государства. Меньше чем за полгода Станислав Игоревич лишился всех своих активов.
— Ну что, Роман Георгии, теперь осталось и нам дождаться своего кусочка от праздничного пирога, — довольно сказал Бажин.
— Угу, только бы про нас не забыли от большой радости.
— Я им забуду. Я тогда сразу про очередной транш в РОСНАНО забуду.
— Они не переживут.
— Если Генпрокуратура потребует взыскать с Юдина еще и дивиденды, которые он получал с момента незаконной приватизации, то ему проще
повеситься. Вернуть он их не сможет. Никак и никогда.
— Пока ничего такого не потребовали. Адвокаты, кстати, уже заявили, что рассматривают возможность подачи апелляции.
— Это бесполезно. Просто формальность для инвесторов.
— Жмут на то, что исковая давность — три года — истекла. Якобы Счетная палата уже выявляла нарушения в ходе этой приватизации, копия отчета направлялась в Росимущество, но все спустили на тормозах. Только вот представитель Росимущества, поддержавший требования об изъятии акций, сообщил, что ведомство узнало о незаконности сделок из иска Генпрокуратуры. Ни днем раньше, ни днем позже.
Бажин рассмеялся:
— Молодцы какие, что тут скажешь. Тогда не посадили, потому что якобы о нарушениях не знали, а сейчас посадят потому, что тоже о нарушениях не знают.