Ставки сделаны
Шрифт:
– Не знаю, – задумчиво протянул Марк. – Но ты на всякий случай кинь.
– Deal, – с настоящим оксфордским акцентом ответил Грехов. – Пока.
– Увидимся.
Марк отключил телефон.
«Мне будет нелегко убивать ее, – внезапно осознал он. – Пожалуй, впервые в жизни мне будет нелегко кого-то убивать».
Олег Эрдман возглавлял в организации, частью которой был отдел «ноль», службу внутренних расследований, за что и получил прозвище Гранд-Стукач. Так называли его за глаза сослуживцы всех званий и должностей, даже собственные подчиненные.
Зная об этом, он не обижался.
Но, услышав от собеседника такое в лицо, мог запросто сломать ему переносицу.
Сам он называл себя и своих сотрудников «санитарами леса». И твердо придерживался того принципа, что порочить не положено даже генеральский мундир. Олег не делал исключений ни для кого, и мало-помалу остался без друзей. А со своим сводным братом, который стремительно сделал карьеру в Конторе, за четыре года поднявшись до уровня руководителя отдела, общался только по делам службы.
Впрочем, он никогда не завидовал Марку. Поскольку знал, что брат всегда рассчитывал на собственные силы, а не на помощь отца, легендарного контрразведчика и непотопляемого заместителя начальника КГБ, пережившего на своем веку трех генсеков и четырех руководителей Конторы.
Сейчас, устав от мирских забот, старик Эрдман доживал свои последние дни на одном из островов в Эгейском море, который, ничтоже сумняшеся, приобрел в собственность, чтобы даже случайный турист не потревожил его покой. У Бориса Эрдмана несколько лет назад обнаружили лейкемию, и раз в неделю он посещал клинику на Крите, оборудованную по последнему слову техники специально для лечения всех разновидностей рака. Там ему делали полное переливание крови и вкачивали препараты с неудобопроизносимыми названиями и неприлично высокими ценами.
Когда у Олега возникли сомнения в служебной чистоплотности Марка, он первым делом отправился к отцу, чтобы получить его разрешение на внутреннее расследование. Дело в том, что оба сына Бориса Эрдмана обладали особой неприкосновенностью, когда речь заходила о мероприятиях такого рода. Своей до сих пор еще не ослабшей властью старик наложил негласное «вето» на любые попытки преследования как Олега, так и Марка, о чем те всегда прекрасно знали, но никогда не злоупотребляли своим «иммунитетом». Поэтому, начни даже сам Гранд-Стукач «копать» под брата без ведома и санкции собственного отца, против него тут же заработала бы вся машина Конторы и организаций-сателлитов, подчиняясь приказу старика, хорошо знавшего, какие скелеты хранятся в шкафу у каждого из тех, кто на сегодняшний день находился у власти.
Олег видел, насколько тяжело далось отцу то решение, которое он принял. Марк был младшим и любимым его сыном.., а может, Борис просто больше любил свою вторую жену Анюту, умершую этими родами.
Как бы то ни было, теперь у него был карт-бланш. Никто не станет чинить ему препятствий здесь, в Москве. Но по личной просьбе отца расследование придется проводить неофициально, всеми способами стараясь избежать огласки до того момента, когда будут расставлены все точки над "i".
Если окажется, что Марк действительно связан с криминальными структурами или ведет двойную игру, то при наличии неопровержимых улик Олег мог начать действовать в открытую и предъявить брату конкретное обвинение.
Но пока что ему предстояла скрупулезная работа. И начать Олег решил с Еремы Крымова, сотрудника отдела «ноль», исчезнувшего несколько недель назад.
Никакого ажиотажа в отделе по этому поводу не наблюдалось. Спокойно, без резких движений заместитель Марка объявил о начале поисков и – параллельно – расследования этого исчезновения. Были назначены люди, ответственные за то и другое, и работа началась. Медленная, рутинная, как в любой другой конторе, которая пишется не с большой, а с маленькой буквы.
Известно было мало. Предположительно в день исчезновения Ерема приехал на своем эксклюзивном «харлее» на территорию центра «Восток – Запад», с которой он так и не выехал.
Во всяком случае, на мотоцикле: тот остался на стоянке во внутреннем дворе. Если же он ушел пешком, оставалось по-прежнему неясно, как удалось Ереме проскользнуть незамеченным мимо охраны, которая расставлена там у каждой двери.
В тот же день в центре допоздна находился и Марк. Он уехал очень поздно и, если верить словам охранника, в очень угнетенном состоянии. Последнее, впрочем, никак нельзя было проверить. Поэтому Олег тут же постарался забыть о субъективном замечании секьюрити, чтобы оно никак не повлияло на его собственную оценку ситуации. Ведь если он и гордился чем-то в своей жизни, так это беспристрастностью.
Узнать, к каким результатам пришло собственное расследование отдела, в котором работал Ерема, Олег не мог. Прояви он такой интерес и сделай официальный запрос, «нолевики» сразу же насторожились бы: дескать, дыма без огня не бывает, а Гранд-Стукач просто так запросами не разбрасывается. Даже постарайся он поговорить об этом неофициально . с тем же Греховым, например, – ничего бы не вышло. На такую попытку с его стороны любой из функционеров отдела «ноль» отреагировал бы полным молчанием.
Поэтому Олег должен был сам начинать все с самого начала. И первым делом он решил наведаться к Ереме домой.
Как и абсолютное большинство сотрудников Конторы, работавших в особо засекреченных отделах, Крымов не был женат и жил отдельно от своих родственников. Из них, впрочем, у него осталась лишь старушка мать, слышавшая уже только на одно ухо и равнодушная ко всему, кроме выращивания помидоров на собственном подоконнике.
В связи с этим риск столкнуться в квартире Еремы нос к носу с кем-нибудь еще сводился к минимуму. Если только Грехов не распорядился выставить там круглосуточное дежурство с хлебом и солью в надежде на внезапное возвращение сотрудника. Впрочем, вероятность этого была ничтожно мала, и беспокоиться практически не стоило.
Олег приехал в район, где жил Крымов, на метро. Смешался с толпой и на всякий случай покружил по территории квартала, вычисляя «топтуна». Недооценивать потенциальных противников не стоило. Грехов, например, запросто мог оставить в этом секторе группу наблюдателей. По крайней мере, сам Олег поступил бы именно так.
Однако никакой слежки он не обнаружил и, несколько расслабившись, решил убить оставшееся время в небольшом кафе, которое более всего походило на длинный узкий коридор. В его дальнем конце располагалась барная стойка, а вдоль стен стояли высокие табуреты, сидя на которых посетителям приходилось воздерживаться от неосторожных движений, чтобы не сталкиваться спинами. Здесь он выпил чашечку на удивление хорошего кофе по-турецки, выкурил сигарету и просидел еще минут сорок, слушая ностальгический голос Демиса Руссоса.