Ставок больше нет
Шрифт:
– Помятые крылья, декоративные решетки радиатора и оторванный бампер двадцатилетней «волги» – не в счет… Никто не погиб, не ранен… Ущерб возместят страховые компании. При такой езде могли случиться инциденты посерьезней!.. Сотрудник американского посольства…
– Резидент, отвечающий за разведоперации!..
– Вот именно!.. Рвется в Кремль, словно бы…
– Все объясняется просто. Пойди он официальным путем – никогда не добился бы встречи так быстро! А теперь… Пятнадцать минут бешеной гонки… Конечно, он безумно рисковал, но в итоге… Вот он! Его ведут!..
В дальнем конце Зимнего Сада появились темные силуэты нескольких мужчин. Даже с приличной дистанции было заметно – люди повыше сгруппировались вокруг одного – маленького и широкого. Энергично шагая, этот, казалось, норовил вырваться вперед, оставив позади навязанную «свиту».
– Джентльмены, мне сказали, вы – именно те люди, которым правительство поручило принять чрезвычайно важную и срочную информацию, имеющую отношение к безопасности вашего государства, которой я располагаю… – человек произносил слова с характерным американским акцентом, но речь отличалась исключительной беглостью.
Гараничев невольно про себя отметил: не всякий русский нынче владеет собственным языком столь же свободно.
– Вы прекрасно говорите по-русски… – делая комплимент, он пристально разглядывал иностранца.
Из-за широкой, крепкой фигуры и головы, заметно запрокинутой назад – такое бывает вследствие непропорционально развитых мышц спины, американца можно было принять за борца или тяжелоатлета. Шапка жестких, курчавых, очень коротких волос плотно облепляла голову. С висков языки черных завитков уходили вниз, спускаясь по щекам ниже обычного.
Однако, вопреки «энергичной» внешности, выражение лица было простодушным. Даже в некоторой степени глуповатым.
Последнее насторожило Гараничева, – заподозрить в отсутствии интеллекта и хитрости заморского дипломата рад был, да не мог.
– Благодарю вас… Простите, до сих пор не представился. Элбридж Дюрброу, первый секретарь посольства…
Вытащив из кармана пиджака плоскую и чрезвычайно изящную металлическую коробочку, даже в неярком освещении поблескивавшую никелированным покрытием, Дюрброу раскрыл ее. Извлек две визитные карточки, преподнес собеседникам с легким церемонным поклоном.
Те представляться не стали.
– Присядем!.. – предложил Гараничев. Одновременно кивком головы сделал рослым парням знак, – это были те, что проводили Дюрброу в Зимний сад – «удалиться!»
– У вас мало времени… – заметил американец.
Гараничев с удивлением вскинул глаза. Фраза была непонятна.
– Вы предлагаете говорить стоя?.. – спросил он.
Вместо ответа американец быстро подошел к ближайшему столику, отодвинул кресло, сел.
– Я имею поручение разгласить государственный секрет Соединенных Штатов Америки… – заявил он, когда собеседники разместились напротив.
Несколько радиомикрофонов транслировали разговор в сторону стационарного записывающего устройства.
– В тысяча девятьсот восемьдесят втором году на Центральное разведывательное управление работал агент в Москве…
Взгляд Гараничева застыл. Сказанное было пощечиной профессионалу – в названное время он отвечал за то, чтобы подобных агентов в столице СССР не было.
Россияне не произносили ни слова.
– Это было наше высшее достижение, – проговорил Дюрброу медленно. Чувствовалось, первый секретарь посольства тщательно подбирает слова. – Место службы этого человека – Кремль…
– Вы назовете имя?.. – взгляд Гараничева по-прежнему оставался застывшим.
– Нет. Ни к чему… У нас есть основания полагать: его нет в живых. Вы помешали мне продолжить… Он был нашим высшим вербовочным достижением. Одновременно это была наша самая большая неудача.
– Почему? – нервы Гараничева не выдерживали. Разговор полностью выбил из колеи, хотя опытный профессионал отличался крайней эмоциональной устойчивостью.
– Очень быстро оказалось: он не собирается на нас работать. Его цель была в особой, собственной игре. Ее смысл мы, к нашему огромному стыду, так никогда и не постигли. Это при том, что над загадкой бился огромный штат работников Центрального Разведывательного Управления. Плюс еще… Это уникальный, редчайший случай в истории ведомства… Большой вычислительный центр – десять этажей мощнейших суперкомпьютеров, целый штат математиков с научными степенями, программисты – все были вовлечены в работу над разгадкой. Тщетно!.. Алгоритм его действий так и остался тайной… Сразу после смерти Брежнева, которую мы, как и вы, как весь советский народ, считали следствием старости, болезни, от агента было получено шифрованное сообщение… Заметьте – никакого задания, даже намека на него не было… Он действовал… Если, конечно, на самом деле действовал… Полностью самостоятельно…
Туманные фразы американца еще больше вывели Гараничева из равновесия.
– Сообщение… В чем оно?! – нетерпеливо спросил он.
– Сообщение гласило: «Брежнев ликвидирован. Очередь за преемником. Вторая стадия плана «Кеннеди» продолжается». После этого агент исчез. Пропал навсегда. Его не стало…
– Но почему так спешили сказать нам это?.. – Рудалев задал вопрос, который носился в воздухе.
– Два часа назад в Московском регионе заработал передатчик. Особым кодом, который известен только нам и которым мы уже давно не пользуемся, было передано сообщение… «Я снова здесь. Сильнее, чем прежде… Ждите смерти в Кремле!» Наши страны – партнеры. ЦРУ никогда не планировало и не планирует убийства руководителей СССР или России. Мы сами не можем ничего понять… Кроме того, вы знаете о докладной записке нашего центра математических прогнозов?.. Мы информировали вас…
– Мы в курсе…
– У нас это носит кодовое название «Кривая божьего гнева»…
– Мы называем это иначе, но… Дело не в этом… Той информации, которую вы нам только что представили, абсолютно недостаточно… Странно, почему вы скрываете имя агента… Кроме того…
На этот раз нетерпеливый вопрос задал американец:
– Что кроме?..
– Вот уже два дня как мы сами занимаемся смертью Брежнева.
– Да. Но вы наверное поняли главное – наш агент не имел абсолютно никаких шансов… Вы слышите – абсолютно никаких – убить Брежнева!.. Он его даже ни разу не видел! – довольный произведенным эффектом Дюрброу откинулся на спинку кресла.
18.
Прежде он никогда не был здесь. Фойе было выдержано в классическом стиле. Дорические псевдо-колонны и псевдо-портики навевали ассоциации со временами Эллады, временами философов, рассуждавших о смысле бытия в тенистых афинских рощах… На колоннах, правда, ассоциации и заканчивались. Дело тут даже не в качестве архитектурных задумок. Хотя в них тоже…
Несколько рож, увиденных Гаспаряном, способны убедить любого мечтателя: он в Москве, притом именно в наши дни, да еще в таком месте, где собирается публика определенного сорта – сливки общества, которое никак не подпадает под определение добропорядочного. Физиономии несли на себе специфическую печать, – она не стирается, не смывается, не сходит ни при каких обстоятельствах, ни за какие деньги. Гаспарян был уверен: отдай эти рожи самому искушенному пластическому хирургу, – что бы он с ними не делал, через несколько часов на новом прекрасном лице проступит сквозь созданные черты прежняя гнусная… По ней среди тысячи лиц в другой стране, на другом полушарии узнал бы Гаспарян клиента московского казино.