Ставок больше нет
Шрифт:
Артурчик поднял глаза вверх, на окна мацыгинской квартиры. Ни одно из них теперь не горело.
«Приму снотворное и лягу спать! – припомнил он слова Анны, которые она сказала ему на прощание.
Очевидно, она выполнила свой план.
Сад Коммунизма… Старый знакомый, угрожавший ему смертью! Гараничев смотрел на неподвижные листья пальм, на огромные бутоны цветов, хваставшие яркостью красок. Неужели здесь таится его смерть?!
Звонок Рудалева стал важным пунктом расследования. Выехав на место преступления, Гараничев
Быстрым шагом приблизился к столу, что рядом с фонтаном. Беглый взгляд – никто не прикасался к его бумагам, все было, как до отъезда. Стул так же отодвинут в сторону… Стоп!.. А это – что-то новое!..
Последний метр, отделявший от стола, Гараничев преодолел очень медленно.
Сверху на стопке бумаг – верхняя из привычки к предосторожности была положена лицом вниз – белый конверт. Узкий, длинный, дорогой, сливался с фоном. От того-то он сразу его и не заметил…
49.
Едва мальчик стал невидим из-за угла дома, Гаспарян, отбросив в сторону недокуренную сигарету, вскочил с качелей. Со скрипом, особенно слышным в ночной тишине, они отклонились назад и мерно закачались. Артурчик уже выглядывал из-за угла: мальчик спокойно шел по улице. Шаг его был не медленным и не быстрым. Руки засунуты в карманы темно-синей, до колен, похожей на короткое пальто, куртки.
Гаспарян двинулся по параллельному тротуару. Мальчик не оборачивался и его не видел. Артурчик никогда не встречал сына Мацыгина, но сомнений не было – это Федот!
Мальчик дошел до пересечения переулка с улочкой и повернул направо. Через двадцать секунд на том же самом месте оказался и Гаспарян. Невысокая фигурка маячила впереди. Федот по-прежнему шел не оборачиваясь и не глядя по сторонам. На следующем перекрестке он повернул налево. Артурчик, немного осмелевший и потому сокративший расстояние, успел рассмотреть его профиль: мальчик шел, слегка опустив голову. Казалось, мацыгинский сын погружен в свои мысли и ничто вокруг его не интересует.
Гаспарян невольно старался ступать как можно тише. Улицы застыли: ни машин, ни прохожих, ни какого-то звука из окна. Явь походила на странный сон!..
Мальчик вдруг остановился и начал оборачиваться. Артурчик мигом отскочил в сторону и присев на корточки, спрятался за багажник нового «рено». Выглянуть решился не сразу, а когда сделал это, впереди никого не было.
Гаспарян заторопился. Словно картинка ожила, по перекрестку проехало подряд несколько машин. Затем, сверкая синими маяками, промчалась «скорая помощь». Сердце Артурчика отчаянно колотилось. Но осторожности он все-таки не потерял. Ближе к светофору он сбавил шаг и намерился сделать вид, что хочет перейти улицу – если он при этом посмотрит по сторонам, то не вызовет подозрений.
Ему не пришлось этого делать. Метрах в пятнадцати слева наискосок в тени толстых стволов смотрела на маленький, ничем не занятый пятачок глухая кирпичная стена какого-то дома. Возле нее торчали из земли квадратные кирпичные чушки, очевидно бывшие частью стены давно разрушенного дома. На одном из этих буро-коричневых квадратов сидел сын Мацыгина. У ног его лежала огромная черная собака. Мальчик обнимал ее за шею.
Михаил Павлович обернулся: подсвеченные глыбы хрусталя по-прежнему переливались, падала вода. Потом посмотрел на сад: казалось – из-за тропических растений кто-то наблюдает за ним.
Гараничев решительно взял в руки конверт, посмотрел на другую его сторону – она была чистой. Оторвал по кромке тонкую полоску. Внутри показался маленький листик нелинованной бумаги.
От руки аккуратным почерком на нем написано:
«Парень должен подняться на колокольню. Условие – никого ни в столпе, ни вокруг. Первый раз вы его не выполнили. Так выполните во второй!»
Через небольшую будку с полуприкрытой дверью Федоров и следовавший за ним Холмогоров оказались на крыше. Черная поверхность поблескивала скопившейся в некоторых местах влагой. Федорову показалось: здесь, на верхотуре многоэтажного дома темней, чем у подъездов внизу. Держась за распахнутую дверь, сделал пару шагов. За спиной – громкое дыхание Холмогорова.
Федоров неожиданно испытал страх высоты. Прежде с ним такого не случалось. В полудесятке метров впереди темная поверхность крыши обрывалась, видны были малюсенькие машинки, ехавшие по дальней, у станции метро, улице. Округа просматривалась, как на ладони.
– Да иди же! Что замер?!.. – голос шефа был хриплым. Федоров почувствовал: в спину ткнулось дуло холмогоровского автомата. Командир нетерпеливо подгонял его.
Агент отцепился от двери, сделал несколько шагов по крыше. Всматривался в темноту, но никого не видел. Атомный Вихров мог скрываться только за одной из квадратных будок.
– Люки везде заперты на замок, – сказал Холмогоров. – Не мог никуда деться.
Федоров покосился на него: в том, как шеф крепко сжимал в руках автомат, сквозил страх. Палец лежал на спусковом крючке.
– Надо разделиться… Один останется здесь, другой обойдет крышу… – предложил Федоров, вглядываясь в темноту.
Холмогоров молчал, – явно раздумывал, что ему лучше: остаться или топать по крыше.
– Пойдешь ты! – хрипло велел он наконец.
– Хорошо… – Федоров опять испытал мучительный страх высоты. Сильный порыв налетевшего ветра обострил его. – А если ворвался в одну из квартир? – агент откровенно тянул время.
Более неуютной крыши он в жизни не видал.
– Послушай, без специалистов нам не разобраться, – Петренко смотрел в экран монитора – на нем отображалось содержание одного из жестких дисков компьютера. На этой станции работал Дробышев.
Рудалев перебирал диски – они во множестве валялись на соседнем столе.
– Если он что-то понял, – Петренко щелкнул мышью, когда стрелка остановилась на одной из папок. – Информация обязательно должна находиться где-то здесь. Но я ее не вижу…