Ставок больше нет
Шрифт:
– Нет так нет, – подумав немного, согласился Дима. – Пошли работать.
Два первых адреса из своей доли Володя отработал легко, даже не заходя в квартиры. Оба телефонных номера принадлежали наркоманам, один из которых "сел" около полугода назад, а второй на прошлой неделе скончался от "передоза". Принимать участие в убийстве Лены они не могли по чисто техническим причинам, и Решетилов с легким сердцем вычеркнул их фамилии из списка.
Третий адрес оказался более интересным. На обоях под этим телефонным номером стояло короткое и емкое
Сразу в квартиру опер не пошел. Как бы это выглядело со стороны: "Здравствуйте! А где тут у вас лом?" Ну и дали бы... железяку... хренову, да в обе руки. Наш народ традиционно не любит милицию.
Володя начал с того, что подсел к старухам, которые в глубине двора грелись на солнышке. Сначала бабульки на молодого человека косились – чего это ему от них надо? Но после того как Володя поинтересовался их болезнями и пару раз обругал президента, не думающего о нуждах пенсионеров, маленько оттаяли и охотно поддержали разговор.
Понадобилось не так уж и много времени, чтобы Володя имел некоторое представление о личности, именуемой Лом. Ломовцев Андрей действительно жил в той самой квартире. Канатникова – это мать его, сменившая фамилию после того, как второй раз вышла замуж. Ее отпрыску тридцать лет от роду, не работает и не работал, раз или два "сидел" за хулиганство, склонен к употреблению спиртного. Физически силен, агрессивен, груб с окружающими.
Что это было? Озарение? Вспышка "искры божьей"? Или проявление таланта сыщика? А может, если уж брать за основу совершенно фантастическую версию, эти двое, испытывавшие к одной и той же женщине какие-то чувства, оказались после ее смерти соединены между собой какой-то незримой, но в то же время неразрывной нитью? Сложно сказать. Но уже к концу своей беседы с бабульками Решетилов был твердо уверен в том, что Лом-Ломовцев и есть тот самый человек, которого он ищет. Почему?.. А нипочему! Просто знал– и точка!
Попрощавшись с бабульками, Решетилов поднялся в квартиру. Настроен он был самым решительным образом и плевать хотел на то, что его пистолет остался запертым в сейфе Сумина. Ну и что с того, что этот Ломовцев силен и дерзок! В конце концов, Володя и сам кое-что мог.
Только, к разочарованию молодого сыщика, самого Лома дома не оказалось. Только его мать – тихая и очень больная старушка.
Она без особой охоты, но в то же время и без сопротивления, как-то отстраненно отвечала на вопросы.
Да, проживает здесь, в этой квартире, постоянно. Сейчас дома нет. Где находится? Так он не говорит. Целыми днями шляется с этим, ну, патлатым... Маном! Да, не работает. Фотографию? Пожалуйста, возьмите.
– Это он полгода назад фотографировался, – пояснила Мария Васильевна, передавая в руки опера прямоугольничек плотной бумаги. – Хотел на работу устраиваться.
Володя внимательно вгляделся в черты лица незнакомого ему человека. Круглое лицо, на котором застыло самодовольное выражение, свойственное людям недалеким. Маленькие хмельные глазки. Массивный, но безвольный подбородок.
"Это он. Вот только насколько же он мог измениться за эти полгода?" – подумал Решетилов. И, словно прочитав его мысли, Канатникова тихо сказала:
– Он не изменился совсем, – и тут же спросила, в одной короткой фразе выплеснув всю ту боль и тревогу, что испытывала сейчас мать непутевого сына: – Он опять что-то натворил?.. Подрался с кем?..
– Да нет, ничего... – отвечая, Решетилов отвел глаза. – Так, профилактика. Скажите, а где живет этот его друг, Ман?
– А кто же его знает? – удивилась Канатникова.
– Так где они познакомились? – продолжал свои расспросы опер, хотя ему очень хотелось уйти и не видеть больше этих скорбных и все понимающих материнских глаз.
– В ларьке, – ответила женщина. И, предупреждая очередной вопрос Решетилова, добавила: – Здесь, за углом. Кассеты там всякие. Музыка, кино.
– Спасибо! – Не оглядываясь, Решетилов торопливо сбежал вниз по лестнице.
То, что он задумал, не было предусмотрено ни одним из действующих в России кодексов. Больше того, это было полностью незаконно, и любой мало-мальски сведущий адвокат мог легко бы поставить под сомнение полученные таким путем доказательства, а суд его мнение всенепременно принял бы во внимание...
Но Володя ждать не мог. Да и не хотел. Плевать на закон! Это дело – его, личное. И закон тут уже совершенно ни при чем.
С замиранием сердца он позвонил в звонок у двери уже знакомой ему квартиры.
Тихие шаркающие шаги и негромкий вопрос:
– Кто там?
– Из милиции. – Володя оглянулся на ту дверь, что была за его спиной. Следственно-оперативная группа уже закончила работу – на двери красовалась широкая бумажная полоса с крупными буквами: "ОПЕЧАТАНО". Чуть ниже – дата и витиеватая роспись.
– Мы с вами утром уже встречались. – Опер опять повернулся к той двери, за которой сейчас притихла, притаилась единственная свидетельница. – Возник еще один ма-аленький вопрос. Буквально одна минута.
Замок щелкнул, и дверь приоткрылась на ширину старой и очень ненадежной, почти что проволочной, цепочки.
Решетилов отступил на пару шагов, предоставляя старухе возможность увидеть его во весь рост и убедиться в его полной безопасности.
– А, это вы...
Быстро вытащив из кармана фотографию, Владимир сунул ее старухе в руки:
– Посмотрите, вы когда-нибудь раньше видели этого человека?
Несколько секунд старуха вглядывалась в снимок, и, как невольно отметил Володя, ей даже очки не понадобились.
Потом уверенно заявила:
– Это он. Тот самый, про которого я говорила!
Лейтенант не смог удержать проступившей на его лице торжествующей улыбки победителя, которую старуха-свидетельница восприняла по-своему:
– Что, поймали супостата?
– Поймали! – ответил опер вслух, а про себя подумал: "Ну надо же! И ведь нашла же словечко!"