Стая
Шрифт:
Потом он бросился бежать.
Он скрылся за зданием ресторана, и Лунд застонала, но продолжала бежать. В следующую секунду до неё донёсся сквозь шторм рёв мотора. Мгновение спустя машина Каре вылетела из-за ресторана, мчась в сторону дороги, ведущей на возвышенность.
У неё чуть не остановилось сердце.
Он не мог так поступить. Он должен был, обязан был её увидеть!
Но не увидел.
Каре успеет. Он должен успеть.
Силы покинули её. Она продолжала бежать, теперь уже не к ресторану, а через кусты и камни на пригорок, к парковке. Это был единственный путь, какой ей оставался. Джип был её последней надеждой. Через несколько метров она упёрлась в изгородь —
Она припустила ещё быстрей. Скалы закончились, началась трава. А вот и бетон под ногами. Славно-то как! Вот и машина. Ещё метров сто. Даже меньше. Может быть, пятьдесят.
Сорок.
Беги, Тина, беги!
Бетон задрожал под ногами. В ушах у Лунд гремело, молотком стучала кровь.
Беги!
Рука скользнула в карман куртки, нащупала ключ. Подошвы отбивали такт по бетону. На последних метрах она поскользнулась, поехала, но ничего, ударилась о машину, быстрее открывай!
Она почувствовала, как ключ выпал из рук.
Нет, подумала она, пожалуйста, нет. Только не это.
Она панически шарила вокруг себя по земле. О боже, где же проклятый ключ, куда же он упал!
Её накрыла темнота.
Она медленно подняла голову и увидела волну.
Внезапно стало некуда спешить. Она знала, что всё равно не успеет. Она жила быстро и быстро умрёт. По крайней мере, она надеялась, что быстро. Раньше она иногда спрашивала себя, каково это — умирать и о чём человек думает, когда конец неминуем. Когда смерть уже здесь и говорит: вот она я. Даю тебе пять секунд, подумай о чём хочешь, пока я добрая, и можешь даже заново просмотреть всю твою жизнь, я дам тебе время. Разве не так всё происходит? Разве в переворачивающейся машине, под дулом пистолета, в падении с обрыва в пропасть перед глазами не пробегает удивительным образом вся твоя жизнь, картинки детства, первая любовь — этакий томик избранного? Все говорят, значит, так оно и есть.
Но единственное, что чувствовала Лунд, был страх: что будет больно и придётся мучиться. И стыд, что всё кончилось таким жалким исходом. И больше ничего. Никакого внутреннего кино. Ни значительных мыслей. Ни достойного конца.
У неё на глазах цунами обрушилось на ресторан Свердрупа, раздавив его, как яичную скорлупу, и понеслось дальше.
Стена воды достигла парковки.
Секунду спустя она ринулась на возвышенность.
Шельф
Ещё до того, как волна, расширяясь кольцом, достигла окружающей суши, она успела произвести чудовищные разрушения на шельфе.
Часть буровых платформ и насосных станций, которые были построены над материковым подножием, исчезли в глубине вместе с оползающим склоном. Одно это стоило жизни тысячам людей, но это были ещё цветочки по сравнению с тем, что цунами натворило на шельфе. Как в дорожной катастрофе, напирающие массы воды громоздились одна поверх другой, образуя отвесный фронт, который становился тем выше, чем мельче море. Под их натиском опоры буровых платформ ломались, как спички.
В обычной прибойной волне набирается давление до двенадцати тонн на один квадратный метр. Этого достаточно, чтобы снести портовые дамбы, швырнуть в воздух небольшие суда, а большие сухогрузы и танкеры переломить пополам. И это всего лишь волны, вызванные ветром. Энергия их напора рассчитывается иначе, чем энергия цунами. Можно даже сказать, что по сравнению с цунами прибойная волна такой же величины —
Цунами, вызванное оползнем, на среднем шельфе достигало высоты в двадцать метров, но такая волна всё ещё проходит ниже основания платформ.
Тем фатальнее был удар цунами по несущим конструкциям, разметавший их.
Нефтяные платформы — так же, как корабли и вообще всё, что подвергается длительному воздействию моря, — должны отвечать определённым требованиям, и их устойчивость оценивается в годах. Закладывается, предположим, требование, чтобы платформа могла выдержать волну сорокаметровой высоты, и конструкторы разрабатывают такую платформу. Вероятность возникновения такой волны — раз в сто лет, поэтому по причудливой логике платформе присваивается статус столетнего запаса прочности. Статистически она должна сто лет выдерживать нагрузку ветра и моря. Разумеется, это не значит, что она сто лет может подвергаться беспрерывному натиску экстремальных волн без вреда для себя. Возможно, она и одной такой волны не выдержит, несмотря на свою классификацию, потому что износ конструкции редко является результатом воздействия гигантских волн, а гораздо чаще — следствием повседневных нагрузок от мелких волн и течений. У любой технической конструкции довольно быстро появляется своя ахиллесова пята, и в большинстве случаев нельзя сказать заранее, где именно эта пята находится. И если слабое место в первые же десять лет исчерпает свой запас прочности, то добить его сможет и волна средней силы.
Средние нагрузки существуют только в конструкторских бюро. Природа же не знает средних значений, и статистики она не придерживается.
Когда цунами неслось сквозь ландшафт стальных вышек, оно в мгновение ока перешагнуло границу требований.
Несущие опоры лопались, сварные швы рвались, палубные постройки опрокидывались. Особенно на британской стороне, где предпочтение отдавалось трубчатым конструкциям, — там ударная волна не оставляла целым ничего.
Норвегия уже несколько лет специализировалась на железобетонных опорах. Здесь у цунами была меньшая площадь атаки. Тем не менее, катастрофа имела тот же масштаб, потому что волна швыряла в нефтяные вышки гигантские снаряды: корабли.
Большинство кораблей теоретически не рассчитаны на двадцатиметровую высоту волн. Прочность корпуса судна ориентирована на статистическую высоту волны 16,5 метров. На практике всё выглядит иначе. В середине девяностых годов чудовищные волны севернее Шотландии сделали в 3000-тонном танкере «Мимоза» пробоину высотой с дом, но корабль не затонул. В 2001 году 35-метровый бурун чуть не затопил у берегов Южной Африки круизный теплоход «Бремен», но «чуть не». В том же году судно «Endeavour» 90-метровой длины на широте Фолклендских островов стало жертвой феномена, известного как «три сестры»: три волны, вплотную следующие друг за другом, высотой по 30 метров каждая. «Endeavour» был сильно повреждён, но ему всё же удалось добраться до порта.
Но в большинстве случаев о кораблях, встретивших «трёх сестёр», уже ничего не слыхали. Потому что самым коварным в этих гигантских волнах бывает так называемая «дыра в океане»: фронт волны толкает впереди себя глубокую ложбину, пропасть, в которую корабль низвергается — кормой или носом вниз. Если б волны отстояли друг от друга достаточно далеко, у судна оставалось бы время снова вынырнуть и вскарабкаться на следующую волну. При короткой длине волны всё происходит иначе. Корабль ныряет в ложбину, а следующая волна накрывает его, погребая под собой. Но даже если судно с трудом выберется из ложбины и начнёт подъём на следующую волну, приходится молиться, чтобы та волна не оказалась слишком высокой и крутой. Жертвами такого вертикального восхождения становятся небольшие корабли, длина корпуса которых меньше высоты волны: она их опрокидывает обратным сальто через голову.