Стажёр
Шрифт:
Наверно, всем игрокам щекотала нервишки мысль, что — может быть! — рядом с тобой сидит грабитель и убийца. А кругом топчется и дышит в затылок полиция, что хочет этих грабителей и убийц поймать.
Располагалось заведение в двухэтажном особняке. Вокруг чугунная ограда, за оградой заметённые снегом кусты и деревья. Под стенами мотались несколько замёрзших фигур в тулупах, изображали случайных прохожих — полицейские. Ещё больше полиции сидело внутри особняка. Игра шла на втором этаже, и там вся полиция была безмундирная, во взятых напрокат смокингах. Чтобы не смущать дорогих гостей. И не
В салоне между столов вместе с праздной публикой болтались только я и Альфрид. Наши гоблин с орком сидели внизу, среди прислуги. Там пыхтел самовар, громоздились плюшки и баранки, слуги перемывали косточки господам. И заодно мерились, у кого господин больше. Знатнее, богаче, знаменитей или хотя бы удачливей в карты.
Гоблины охотно шли в услужение людям, имея свой денежный и прочий интерес. Орков в услужение брали не так охотно, но как сторожа, кучера и всякая тупая сила они ценились ничуть не меньше гобов.
Так что наши товарищи по банде радовались жизни за горячим чаем, поедали всякие булки с маком и ждали своего часа.
Нас с Альфридом было не узнать. Я изображал богатенького сынка любящих родителей, которым для дитятки ничего не жалко. А сынку тоже ничего не жалко — ни себя, ни денег — родительских, конечно.
Зато Альфрид был унижен. Он изображал моего личного слугу, и таскал за мной тросточку, несессер со всякими мелочами, табакерку и лорнет. Представляю, как он бесился, наш полуэльв — с его-то гонором! Наверно, только и думал, как бы треснуть дорогой табакеркой мне по затылку. Но пришлось терпеть. Зато я смотрелся солидно — иметь полуэльва в слугах здесь считается э-э, комильфо. Солидно, в общем. Да я и сам был ничего так — красавчик. В смокинге и белых перчатках.
Перед тем, как отправиться в "Красный шар", я зашёл в дорогую парикмахерскую. Придал себе парижского шику.
Я сидел среди роскошных антикварных кресел, пуфиков, зеркал и прочей мебели, в носу свербило от запаха всяких вежеталей и одеколонов. Парикмахер трудился и порхал возле меня, как пчела вокруг цветочка. Пожилой, потёртый, но с пышными усами и шустрый, как мальчишка. Говорил он на жуткой смеси парижского и нижегородского — мне смешно, а другим клиентам нравится. Будто во Франции побывали. Так что от клиентов в заведении мосье Эмбо отбою не было.
— Шудесни волос, мсье, — говорит, а сам ножницами вовсю щёлкает над ухом, того гляди — откромсает. — Шудесни! Ваш локон должен ошень нравитса дама… блонд локон — ошень карашо!
— Хорошо? — говорю. Не из интереса, а чтоб разговор поддержать. — Почему?
— О, вам не надо делать шипси, мсье. Горяшьи шипси ошень плох для волоса.
Это он про щипцы горячие — ими кудри здешние парикмахеры накручивают всем желающим.
В это время помощник мастера мне ногти полировал, с большим усердием. А как иначе — я же за столом сидеть буду (по легенде), картишки метать. Руки на виду, всё такое.
Пришлось сказать, что играть буду — в закрытом клубе. В солидном клубе для избранных.
Эти парикмахеры — хуже инквизиции. Так уболтать умеют, всё расскажешь, и не заметишь — как. Стал мосье расспрашивать, для какой цели мне причёска со стрижкой и прочими примочками понадобилась. Это важно, мсье! Важнее всего, что есть в нашей бренной жизни. Для визита к пожилой родственнице, любимой тёте — одна причёска, для похода в банк — другая. Чтобы с друзьями потусить — третья.
Короче, уболтал он меня, и с прибылью. Раскрутил на стрижку-укладку — даром что "шипси не надо!", и на ароматы с одеколонами всякие. А заодно на массаж лица. Хорошо хоть, у меня денег было в достатке — вся моя доля. А то бы без штанов ушёл. Зато с причёской.
Штаны, кстати, вместе с остальными вещами я взял напрокат. Даже не так — это наш гоблин постарался. Притащил с собой ещё одного гоблина, старого хрыча, а тот принёс пачку костюмов — на выбор.
Я примерял все эти старомодные брюки и жилетки с пиджаками (здесь-то они были самые что ни на есть актуальные), а старик-гоблин крутился вокруг меня, стряхивал с ткани пылинки и приговаривал что-то вроде: "Ай, молодой господин, как вам идёт этот смокинг! Как по вам сшито! Лучше не бывает!" Как будто сам кроил… а может, и правда сам. Кто их знает, этих гоблинов, на кого и как они по подвалам работают.
В общем, показал мне Альфрид эту даму, на которой кулон, а кто ему наводку дал — неведомо.
Дама наша то за один стол сядет, то за другой, поиграет немного, и дальше идёт. Кривоногий слуга за ней семенит, собачку тащит. Собачонка мелкая, носик остренький, сама пушистая, как меховой шарик, и глаза-бусины. Сидит на руках, поскуливает — гулять хочется, а не дают.
А я-то раньше думал, что женщины в девятнадцатом веке по домам сидели, салфеточки вышивали — крестиком. Что по игорным заведениям только мужчины бегали. Но то ли здесь порядки другие, то ли я не знаю чего, но дамы здесь и в магазинчиках хозяйничают, и дела ведут за милую душу. Так что и тут дамы были — играли и прогуливались.
Мы с полуэльвом тоже прогуливаемся, как бы зрители, выбираем момент, когда наша дама в нужную комнатку захочет выйти, нос попудрить. У нас уже всё расписано, как с добычей отступить без потерь. Знакомый слуга, который кое-что нашему главарю должен, план нацарапал. С выходами и входами.
А я всё смотрю на эту самую дамочку, и понять не могу — где она амулет свой прячет? Женщина рослая, не толстая, но такая… крупная. Не каждый обхватит. Хорошо, мода сейчас такая, что декольте не скрывает почти ничего. Я ей туда заглядывал всякий раз, как она мимо проходила. Все глаза поломал. Как маньяк какой, пялился на её пышные округлости. То есть между них — там с шеи что-то на цепочке свисало, и посередине пряталось — не понять, кулон или не он.
Долго мы так ходили, даже как-то страшновато стало — кругом все играют, а мы нет. Зрители, конечно, болеют, но только в промежутках между картишками и рулеткой. В бильярд дама не играла, но мы и там прошлись — для виду.
Альфрид уже бледнеть начал — это у него так злость выглядит.
Я в окно глянул — темнотища, по зимнему времени ночь глубокая, только фонарь одинокий еле мигает во мраке. Эдак до утра и проторчишь…
Тут меня в бок ткнули — больно так. Альфрид шипит, глаза бешеные: "Спиш-шь?! Быстро, за ней!"