Стажировка в Северной Академии
Шрифт:
– Извиняться не буду.
Это прозвучало с детской обидой в дрогнувшем голосе. Как бы я не пыталась убедить себя и забыть первый поцелуй, всё равно так и не смогла понять, за что именно он тогда извинился.
Мужчина улыбнулся - открыто и чисто, словно из-за хмурой тучи выглянуло тёплое яркое солнце.
– Не надо, - разрешил милостиво.
Ладони так и не убрал, и я чувствовала жар от его рук сквозь плотную ткань платья. А ещё смущение, которое медленно, но верно подбиралось ко мне, покалывая лицо и шею.
И
– Позволишь?
Коснулась кончиками пальцев загрубевших шрамов, ожидая его разрешения. Он кивнул, так и не отпустив мой взгляд, и мне пришлось самой разорвать контакт, хоть это и было безумно тяжело.
Шрамы... Что скрывается за ними? Невыносимая боль, которая потом ещё долго преследует пациентов, мешая жить и не вздрагивать от прикосновений. Сомнение, сродни тем, что испытывает Винс. И картинки прошлого, что не стереть ластиком из памяти.
Ближе к боку некоторые из них сгладились, почти не оставив следов, но те, что располагались прямо под рёбрами, бугрились по коже, испещряя её кривыми дорожками.
Я провела по верхним пальцем, и мужчина вздрогнул, а я следом за ним.
– Больно?
Подняла голову, всматриваясь в его лицо. Винс сдавленно выдохнул и хрипло ответил:
– Нет, совсем нет.
И что-то в его голосе заставило меня опустить взгляд и нерешительно замереть, не зная, стоит ли продолжать осмотр. В том, что всего мгновение назад мы целовались и до сих пор стоим так близко друг к другу, было что-то... Странное, будоражащее и запретное. Такое, что я никогда не испытывала раньше и не могу понять, как к этому относиться сейчас.
– Мне не больно, Дели, - спокойнее повторил Винс, приподняв моё лицо за подбородок.
– Можешь продолжать.
В уголках его губ спряталась улыбка, будто он испытывает удовольствие от моей нерешительности.
– Хорошо, - послушно кивнула, чувствуя, как жар облизывает кожу. Смущение всё же, хоть и запоздало, но посетило меня.
Следующее прикосновение Винс перенёс спокойнее, и я начала действовать смелее. Расправила ладонь, направила магию по венам, пытаясь проникнуть под кожу, понять, насколько глубокой была рана и что из жизненно важных органов было задето.
Вдох, выдох, и темнота...
Холод пронзил кончики пальцев, и сердце ускорило свой ритм, но я упорно толкала магию вперёд. Ещё толчок и меня вышвырнуло назад. Я пошатнулась, пытаясь ухватиться за воздух, потерявшись в реальности.
Если бы Винс не придержал меня, то попросту свалилась бы на пол.
– Что?
– обеспокоенный голос мужчины доносился сквозь вату. Мне стоило большого труда разлепить вдруг пересохшие губы и пробормотать:
– Что с тобой произошло?
Это не было похоже на простое ранение. Это было серьёзное магическое вмешательство, и отголоски чужой магии жили в нём до сих пор. Но такое невозможно! Противоестественно. И это и есть причина того, что его собственная магия закрылась от него.
Глаза вновь заволокло дымкой недовольства, но на этот раз он не стал спрашивать, обязательно ли это - рассказывать всё, как есть. Просто отупил на шаг, набрал в грудь воздуха и произнёс тихо:
– Это была старая магическая ловушка, осталась со времён войны. Мы случайно набрели на неё во время обхода - я тогда учил молодых солдат ориентироваться на местности. Один из мальчишек наступил на неё...
Винс замолчал, а мне и не нужно было слышать дальше. И так понятно, что произошло дальше. Он оттолкнул его, приняв удар на себя.
– Его дед был тем самым целителем, который спас меня.
– Я...
– пробормотала растерянно. Не сразу нашлась, что сказать ещё. Магическая ловушка со времён войны? С таким я не сталкивалась...
Война закончилась слишком давно и нам попросту не рассказывали о таких случаях. У меня не было практики в этой области. И... я не представляю, как ему помочь. Это совершенно исключительный случай.
– Винс, почему ты сразу не сказал?
Мужчина невесомо коснулся кончиками пальцев моей щеки, и устало бросил:
– Это глупо, но мне хотелось верить, что если я не скажу, то у тебя всё получится.
Получится... Я теперь даже не знаю, как к этому относиться. Мои разработки не имеют никакого отношения к ранениям такого типа.
– Я не знаю, что сказать, - выдохнула тихо, чувствуя, как в уголках глаз собираются слёзы.
Магия, которую использовали в военное время, заточая в ловушки, была совсем другой, нежели та, что мы используем сейчас. Тогда маги извращали естественное явление, как только могли, уродуя и заставляя её разрушать всё живое.
Винс покачал головой, и попытался улыбнуться:
– Тебе и не нужно ничего говорить, я же всё прекрасно понимаю, и понимал, когда соглашался на твои испытания.
– Тогда зачем?
– всё же спросила, с силой выталкивая из себя слова.
– Надежда, - легко сознался Винс, - она всегда умирает последней.
Мне бы не хотелось, чтобы его надежда умерла. И тем более не хотелось, чтобы он смирился с тем, что магию больше не вернуть. Но... Здесь я бессильна, на самом деле бессильна.
– Мне жаль, - отвела взгляд, рассматривая невзрачные обои на стене.
Если бы я только узнала об этом раньше, я бы не взялась попусту обнадёживать его. А сейчас выходит, что я только разбередила раны, заставила его загореться бессмысленной надеждой.
– Во всяком случае, ты попробовала, - Винс натянул рубашку и принялся её застёгивать.
– И мне твоя попытка очень понравилась, - это прозвучало с подтекстом, от которого лицо моментально вспыхнуло от смущения, обжигая кожу.
А мысленно я произнесла то, что никогда не осмелюсь сказать вслух: