Стефания. Путь к себе
Шрифт:
– Слушаю внимательно.
– Я боюсь, – выдохнула я, вдруг ощутив странное облегчение.
Думала, проводник засмеется или сделает что-нибудь, что заставит меня еще глубже уйти в себя и укрыться в болотном уюте квартиры. Но его лицо стало серьезным, брови сдвинулись на переносице и между ними пролегла глубокая морщина.
Несколько минут сидели молча. Я поглядывала на его суровое лицо, пока он пребывал в глубокой задумчивости. Наконец человек-проводник снова начал жевать и проговорил:
– Очень
– Почему? – спросила я, встрепенувшись и обрадовавшись, что в своих думах он не забыл о разговоре.
Проводник повторил:
– Очень хорошо. Дав название своим ощущениям, ты наделяешь их формой. А все, что имеет форму, уязвимо. Каждый человек чего-то боится. Но лишь тот, кто признает свой страх, способен посмотреть на него и победить. Теперь тебе стоит увидеть его.
– Кого? – переспросила я, потирая щеки, которые после мороза пылают, как адское горнило.
Проводник выковырял из кекса изюмину и отправил в рот, затем ответил:
– Страх. Увидь его.
– Что это значит?
– Когда ты увидишь страх, – стал пояснять он, – ты сможешь его понять. Человек такое создание, которое боится, если не понимает. А понимает лишь то, что доступно глазу. То, что можно представить. Но стоит обрети понимание, страх уходит. На его место приходит знание.
Я попыталась осмыслить сказанное, но едва сконцентрировалась на словах, меня повело в сторону.
– Мне надо спать, – сказала я, поднимаясь, но тут же хлопнулась обратно на стул.
– Э, не, – протянул мой спутник, – так ты где-нибудь на лестнице приляжешь. Давай отведу.
– Я сама, – попыталась воспротивиться я, но проводник уже ухватил меня за плечи.
Мощным движением я была поставлена на ноги и в состоянии полусна доставлена в комнату. Как оказалась в кровати помнила смутно, а из-за перегрузки сон, который должен был сморить, долго не шел. Но, наконец организм закончил необходимые настройки, и я уснула.
Будильник пропел в шесть двадцать, выспаться не удалось. Я поднялась, точнее восстала, и прямиком шагнула к зеркалу. В нем отразилась девушка с растрепанными волосами цвета выдержанного виски, с двойными мешками под глазами и темными кругами вокруг них.
Состояние было, словно по мне прокатилась планета. Голова соображала плохо, картинка перед глазами затормаживалась, как на испорченной видеокассете.
Кое-как приведя себя в порядок, я натянула термобелье, влезла в зимние штаны, в которых похожа на космонавта, надела куртку с шапкой и спустилась вниз.
Проводник уже сидит за столом и с довольным видом уплетает завтрак, который умудрился где-то раздобыть. Он даже не поднял головы, когда опустилась на стул рядом и уронила голову на стол.
– Спа-ать… – протянула я.
Закрыв глаза, я ощущала, как сердце ухает в груди, а не выспавшийся организм требует прекратить истязания, отправиться обратно в кровать доспать недоспаное.
Слева доносится довольное жевание и шуршание какими-то бумажками. Через пару секунд раздался знакомый голос.
– Ты есть-то будешь?
Я, не поднимая головы, ответила:
– Нет. Не срослось у меня с едой что-то.
– Почему? – не понял проводник.
– Не знаю, – ответила я честно. – Не полезло. А то, что полезло… В общем, не срослось. Не хочется.
– Ясно, – только и сказал он.
Показалось, я проваливаюсь в сон, гомон столовой перестал раздражать, стал казаться убаюкивающим и мирным. Даже духота, которая сперва была невыносимой теперь помогала погружаться в дрему.
– Пойдем! – прогремел бодрый голос прямо над ухом, и я подскочила, ощутив, как сердце, едва успокоившись, снова пустилось в пляс. – Сейчас на морозе проснешься.
– Надеюсь, – промямлила я и встала.
На улице действительно почувствовала себя лучше. Холодный воздух быстро привел в себя и мобилизовал силы, которые спят в каждом человеке.
Перед ночевкой мы сходили с маршрута, и теперь мой проводник несся, как сайгак, спеша вернуться обратно на трек. Несмотря на морозную свежесть и инерцию, на которой только и двигалась, я отстала. Проводнику пришлось несколько раз останавливаться, цеплять меня за ремни рюкзака и буквально силком подтягивать за собой.
Я не понимала причины спешки, но он то ли гнался за кем-то, то ли наоборот, пытался от чего-то уйти. Но зная характер проводника, предполагала скорее первое.
Лишь, когда вышли к реке, он отпустил меня и сказал идти впереди.
За ночь снега стало больше, тропа местами петляет, и приходится лезть прямо через заносы. Я двигалась, слушая команды, поворачивала, поднималась и опускалась, как машинка на радиоуправлении. Наконец, когда совершили очередной поворот, проводник на секунду остановился и указал вперед.
– Вон, посмотри.
Я прищурилась, стараясь уберечь глаза от снега, который повалил плотной стеной. Справа река, в которой шныряют все те же утки. Чуть дальше она уходит под мост, такой низкий, что не понятно, как под ним ходят.
– Это Гномий тоннель, – сказал проводник. – Нам туда.
– Название, что надо, – отозвалась я недовольно. – Ради этого мы так бежали? Чтобы гордо войти в этот тоннель карликов?
– Гномов, – поправил меня проводник ничуть не обидевшись. – А бежали мы из-за тебя. Это ведь ты ведешь битву.