Стеклянная мадонна
Шрифт:
– Если их не расчесывать каждый час, они страшно перепутываются.
– У вас чудесные волосы, мисс Аннабелла. – Ада Роулингз нагнулась к ребенку, обращаясь к ней громко, как к глухой.
– Да, Роулингз, – вежливо ответила девочка и добавила, памятуя материнские уроки общения со всеми, даже со слугами: – Спасибо.
– Готово, – объявила Уотфорд. – Ступайте за книгой и помните, что я вам наказала.
– Хорошо, Уотфорд.
Удаляясь в классную комнату, она услышала, как Ада Роулингз сказала:
– Очень послушная малютка.
– Даже слишком.
– Думаешь, она доносит на нас?
– Нет. Надо отдать ей должное, она держит язык за зубами, хотя иногда кое-что слышит. Держу пари, что, если бы она наябедничала на меня матери, я бы тотчас узнала об этом от мадам. Пока мне везет. Нет, я не знаю с ней хлопот. Я же говорю, что жила бы припеваючи, если бы не обстановка, которую создает госпожа. Когда она дома, то такое впечатление, будто кто-то умер.
– Что ж, на сегодня похороны откладываются. Давай воспользуемся этим.
– Пейдж, но с ней мы справимся.
До Аннабеллы долго доносилось их хихиканье. Она немного постояла на лестнице. Дом затих. Миссис Пейдж, должно быть, завтракает с дворецким у себя в комнате, остальные едят в кухне. Она осталась одна, и одиночество может продлиться весь день. От этой перспективы ее тело сделалось до странности легким, и она почувствовала себя счастливой, готовой прыгать до потолка, носиться по дому, даже кричать от восторга.
Под бой часов в холле, показывающих девять, она вышла в галерею. Дождь перестал, июньское солнце заставляло жмуриться. Вдоль всей глухой стены стояли стеклянные шкафы, а в них толстые книги в дорогих переплетах. В это утро Аннабелла сперва обратила внимание на них, а не на окно. Книжные шкафы были заперты. Мать объясняла ей, что эти книги по большей части посвящены истории стекла и его изготовлению и им нет цены.
Впрочем, не во всех книгах говорилось о стекле. Ей часто доводилось, забравшись на ступеньки, читать заглавия на корешках, демонстрируя матери свой ум. Пьесы и сонеты Вильяма Шекспира. Кто такой Шекспир?
Драматург и поэт. Но его сочинения предназначены для взрослых, она для них еще мала.
«Потерянный рай». Как рай мог потеряться, мама?
«Из-за дурных поступков человека. Когда люди поступают плохо, они теряют хорошее в жизни. Чем больше ты будешь читать Библию, тем лучше будешь понимать, как это получается».
Сегодня она захватила в галерею Библию и французскую книжку. Мать ежедневно писала ей письмецо по-французски, а она отвечала. Сегодняшнее письмо, адресованное «mon cher enfant», было бесхитростным: «Желаю тебе счастливого дня. Твоя любящая мама».
Прежде чем уехать, мать задала ей задание: попробовать перевести на французский кусочки из «библейского пирога». Неважно, сколько ошибок она сделает. Вряд ли их будет много – она отлично успевала по французскому.
Они с матерью много разговаривали по-французски. Она уже не помнила, когда это началось. Не помнила она и того давнего времени, когда не умела читать и писать. Мать говорила ей, что она очень умная девочка.
Под обложкой Библии лежала карточка, озаглавленная
«– 4 1/2 чашки 3 Царств 4, 22.
– 1 1/2 чашки Судей 5, 25, последнее предложение.
– 2 чашки Иеремии 6, 20, 2-я строфа.
– 2 чашки 1 Царств 30, 12, 2-я строфа.
– 2 чашки Наума 3, 12.
– 1 чашка Числа 17, 8.
– 1/2 чашки Судей 4,19, последнее предложение.
– 2 столовые ложки 1 Самуила 14, 25.
– специи по вкусу, 2 Летопись 9, 9.
– шесть Иеремии, 17, 11.
– щепотка Левита, 2, 13.
– 2 столовые ложки Амоса 4, 5 (порошок). Следуй предписаниям Соломона о том, как быть хорошей девочкой (Притчи 23, 14), – и пирог выйдет на славу».
Усевшись на обитый бархатом подоконник, протянувшийся под пятью окнами, она принялась за перевод. В 22-й строфе 4-й главы 3 Книги Царств говорилось: «Продовольствие Соломона на каждый день составляли: тридцать коров муки пшеничной и шестьдесят коров прочей муки». В 25-й строфе 5–1 главы Книги Судей она, опустив начало: «Воды просил он; молока подала она», – перевела только: «В чаше вельможеской принесла молока лучшего»
Когда она дошла до Первой книги Царств, в галерею заглянула Уотфорд.
– Как ваши дела, мисс Аннабелла?
– Хорошо, Уотфорд, благодарю.
– Хотите чего-нибудь? Пирожок? Кухарка испекла чудесные меренги.
– Спасибо, Уотфорд. Я бы запила их молоком. С неожиданной нежностью Уотфорд пригладила длинные волосы девочки и молвила:
– Так и сделаем, мисс.
Порой Уотфорд бывала с ней очень мила. Обычно это случалось тогда, когда она пребывала в хорошем настроении. Почему у людей не всегда хорошее настроение?
Черная дубовая дверь в противоположном конце галереи отворилась, заставив девочку оглянуться. Появился Константин с большой стопкой грязного белья, завернутого в простыню. Проходя мимо нее, он широко улыбнулся и сказал:
– С добрым утром, мисс.
– Доброе утро, Константин.
Константин всегда ей улыбался, всегда с ней заговаривал. Он ей нравился, но приходилось это скрывать, потому что матери этот черный был не по душе. Она называла его черным, хотя черными у него были разве что волосы.
После того как Константин прошествовал по галерее в обратном направлении и исчез за черной дубовой дверью, а Уотфорд принесла ей молоко с меренгами, Аннабелла испытала чувство, полностью противоположное тому, с каким она сюда вошла. Ее охватила вялость, какая-то тяжесть. Она не знала, что это чувство зовется скукой, зато знала точно, что оно ей не нравится. Она потеряла интерес к уроку и выглянула в окно, даже забралась на подоконник, чтобы было лучше видно. Тут она и увидела детей.
Она поняла, что это дети, потому что ростом они походили не столько на садовников, сколько на кроликов; подобно кроликам они, то и дело пугаясь, исчезали в живой изгороди, окружавшей сад. Когда они в очередной раз пропали из виду, Аннабелла прошептала: